Дудки Гаммельна

Мир Дельта — Форум полуофициального сайта Оксаны Панкеевой/Проза: Ваша точка зрения

Александра Огеньская Прекрасная леди (24 Окт 2011 05:59)

Дудки Гаммельна

Форма: повесть.
Жанр: фэнтези.
Рейтинг: 16+
Аннотация: классическое сочетание - маг, рыцарь, дракон.
Статус: в процессе, но почти дописано. Если кого-то заинтересует, буду рада выложить быстро и много.

Дудки Гаммельна.

1.

Говорят, что дудки Гаммельна волшебны, чарующи, восхитительны, как райские горны. Враки. У дудок этих хриплые, визглявые голоса, к тому же музыканты постоянно фальшивят. А небо над Гаммельном всегда серое и зажато в тиски крепостных стен. Клыки башен Гаммельна рвут небо в лохмотья. Из прорех почти постоянно течет. Вырваться из Гаммельна невозможно, пока он сам не отпустит. Керу отпустил. Ненадолго.
За стенами Гаммельна ей непривычно, слишком много воздуха, света, пространства, неба. Но Кера почти сразу берет себя в руки.
Степь. Палаточный лагерь.
Она скакала три дня. У нее болят спина, ноги, плечи. Вяло обдумывает - болит, - и тут же перестает замечать.
- Кера Клюйка по воле Гаммельна в отряд прибыла.
Клюйка – это такая маленькая, но очень хищная черная птичка. Она разоряет гнезда, терзает воробьев, задирает даже ворон и от запаха крови дуреет. Кера действительно чем-то отдаленно напоминает птицу. И красавицей её не назовешь - разве что запоминающейся. Всё в ней чересчур: чересчур черные глаза, слишком белая кожа без намека на румянец или загар, невыносимо жесткие, тонкие губы, отвратительно упрямый подбородок. Нет, не красавица. Но, раз увидев, уже не забудешь.
- Рад вашему прибытию, леди… Клюйка, - небольшая заминка. Всё не привык, что у таких, как Кера, нет фамилий, а только клички? – Надеюсь, вы продержитесь в отряде несколько дольше вашего предшественника.
Если в Кере – определенно птичье, то в этом мужчине, капитане Римо д׳Эгмоне, новом командире Керы – медвежье. Он тоже слишком, но на свой лад: слишком широкий, слишком усталый, слишком заветренный приграничными нордами.
- Я – лучшая, капитан д׳Эгмон, - спокойно отвечает Кера и глядит на капитана так холодно, что смешок застревает у того в горле. Про себя женщина добавляет еще: «Я на самом деле лучшая. Я заплатила за свой талант куда больше Лина Коралла. Поэтому после двух месяцев работы в твоём отряде, капитан, Лин – полоумная развалина, а я отслужу у тебя положенное время, убью вашего лядова дракона и сделаюсь свободна. Совсем». А вслух замечает: – Надеюсь, мне уже приготовили отдельную палатку и всё необходимое.
- Разумеется, леди Клюйка. Мы ждали вас вчера, - капитан, до смерти усталый и затёртый, машет рукой куда-то в сторону, влево. В его словах нет укора. Вообще никаких эмоций. Кере это нравится.
- Хорошо. Только я не леди. И – по имени.
Над лагерем стелется вечернее небо. Оно в степи тёплое, оранжево-палевое, прозрачное. А дожди тут бывают так редко, что о них лучше забыть. И к счастью.

Детство.

До семи лет Кера себя не помнит. Совсем. Если и были какие-то клочки, обрывки, то она их отдала на первом экзамене. Среди прочего. Но она по-прежнему хорошо помнит ту сентябрьскую дождливую ночь.
Гроза, отблески молний фиолетово прыгают по стенам детской, на лицах кукол пляшут тени, а в стеклянных глазах часто-часто вспыхивают огоньки, отчего кажется, что куклы кривляются и гримасничают. Смотрится это жутковато, но спать хочется сильней – глаза слипаются несмотря на жуть. Только спать всё равно не получается. Сначала мешают металлические перекаты грома и долбеж ливня по жестяному подоконнику. Потом добавляется еще что-то, новое, какого Кера никогда не слышала – какой-то визг, какие-то хрипы. От них мурашки бегут по спине, но хочется скорее выпрыгивать из кровати и бежать сломя голову - к этим визгам и хрипам. Однако Кера – девочка воспитанная (… кем воспитанная, для чего?... ), она умеет держать себя в руках. Поэтому встает, подходит к окну. Первый этаж, площадь. Почти неразличимый в тумане и хмари фонтан (… какой площади? Какого города?...) Всполох молнии выхватывает из темноты сутуловатую, неопределенную фигуру, замотанную в черное. Несомненно, визги и хрипы исходят от нее.
Скорее! Бежать!
Кера вцепляется маленькими пальчиками в подоконник. Теперь уже ей до смерти страшно, босые ноги мерзнут.
Скорее! Бежать! Зовут!
Нет.
Визглявые дудки продолжают разоряться, а Кера стоит. Она держится. И пальцами за подоконник, и – прикусив губу, заставляет себя стоять спокойно. (… Стой спокойно, детка, - говорит… мама? или кто? зачем? где? – Стой спокойно, будь приличной девочкой…)
Видит, как к непонятной фигуре бредет другая, маленькая и встрепанная. Это же замарашка Клара, кухаркина дочка!
Скорее! Зовут! Бежать!
Нет.
Кера знает, что идти всё равно придётся.
Но на улице очень холодно.
Визги умолкают.
Кера теперь уже неспешно лезет в комод, находит свой уличный костюмчик и теплые сапожки. Снова хрипы, куда громче прежнего. Изнутри поднимается колотун, тянет к окну, а из окна – к неопрятной тени. Кера сопротивляется изо всех сил, никак не получается попасть в рукав курточки. Но не может уйти просто так, потому что детской своей интуицией понимает: если уйдет, то уже навсегда. Нет! Она не может оставить Марту. Марта, тряпичная и лупоглазая, смотрит на Керу с немой мольбой.
Хрипы затихают и во второй раз, колотун отпускает. Тогда натягивает сапожки и берет куклу. Снова возвращается к окну. К фигуре в черном кроме замарашки присоединился ещё один, хроменький, незнакомый. Девочка нерешительно замирает. Снова молния. Выхватывает из ночи площадь почти целиком, становятся видны пустые черные провалы окон в домах напротив. Дом бюргера (…какого бюргера? имя?...) похож на праздничный пирог. Много этажей, балясины-свечки, крем побелки. А фонтан напоминает тонущий корабль. Раздерганные балки и арматура.
Дудочный хриплый голос прорезает ночь в третий раз. И здесь уже даже не колотун. Всё существо Керы рвется бежать, прыгать из окна, сбиваясь с ног, запинаясь, падая, но бежать. Нет ничего в жизни важнее этой далекой фигуры, дом и родители разом забываются, в горле ком, в глазах слезы. Не забывается только Марта, ее оставить нельзя никак.
Окно распахивается словно само по себе. В него вметается буря, сечет по щекам холодом и дождяной мелочью.
Кера сдается – прыгает, падает, штаны тут же набухают водой из лужи. Кера бежит, но про Марту не забывает. Вот фигура ближе, ближе. С каждым шагом чуть легче дышать. Ещё легче… болят ссадины. Теперь видно, что фигура – она женщина. Играет на дудочке. Последний шаг, и можно заглянуть ей в глаза.
В глазах – осенние ночь и буря, а больше ничего. Женщина отнимает дудку от губ. Приподнимает брови. Спрашивает, не у Керы, а у кого-то невидимого:
- Ну? Всё? Или ещё подождать?
На ответ она, кажется, не рассчитывает. Да и на кого рассчитывать? Кера смотрит на замарашку и хромого мальчишку. Их лица тупы и пусты. Вряд ли они что-то соображают. Страх поднимается с новой силой, и Кера покрепче прижимает к себе куклу.
- Нет, хватит. Трое за ночь – очень неплохо. Мерзкая погодка. Уходим.
Кера не хочет никуда идти – хлопает распахнутое окно её спальни, словно бы зовет возвращаться в тепло, в постель, к уютным детским снам и играм.
- Куда уходим? – тихо и почти жалобно спрашивает у женщины с дудочкой. – Я хочу домой…
Та вздрагивает и смотрит на девочку так, словно бы внезапно заговорила кукла. Сглатывает.
- Очень интересно…
Но спросить, почему интересно, Кера уже не успевает. Женщина с дудкой что-то делает – бормочет, машет рукой.
И дальше сентябрьская площадь (... какого города?...) исчезла.
И выросли стены. Высокие. До неба. Или тогда Кере так показалось. И здесь дождя не было. По крайней мере, в ту первую ночь. Под ногами опять была мостовая, но какая-то другая. Камень мелкий, гладкий… Женщина скинула капюшон, разметала по плечам темное мокрое облако волос. Внезапно пребольно схватила Керу за руку и потащила.
Где-то боковым зрением виделись хроменький и замарашка, бредущие за женщиной послушно, словно псы. Но Кера сейчас особо не задумывалась, кто они и зачем. Мокрая Марта оттягивала руку и мешала поспевать за женщиной. Куда поспевать? Зачем?
Впрочем, мостовая под ногами закончилась, сменилась затертыми ступеньками. Те перешли в гранит коридора… Коридор длился почти бесконечно, но всё же закончился. Дверью.
Дверь распахнулась беззвучно. Открылся проем - тепло в озябшее лицо, свет и запах чего-то сладкого. Здесь женщина отпускает, в ладони остаются вода и отзвук боли – у женщины острые ногти и мокрые руки.
Толкает в спину.
- Я привела их, Мэридит. Обрати внимание на эту девчушку. Она пришла только на третий раз. Но не от слабости таланта, как я подумала сначала. Она умудрилась противиться моей дудке. Проснулась, оделась, взяла куклу. Можешь себе представить? Да, и она задает вопросы.
Та, к кому обращается женщина, сидит за широким столом. Стол завален какими-то свитками, бумагами, книгами в кожаных переплетах. Эта Мэридит поднимает взгляд от бумаг, перо тыкает в чернильницу. Глаза у нее голубые, как подснежники, и холодные.
- Мило. Неужели ты привела новую Моргану? Было бы кстати. Что ж, разберемся…
В голосе этой новой женщины ни капли тепла, только слабое любопытство.
- Ладно, иди отдыхай, Согда.
- Тут еще двое…
- Знаю. Попутно подбрось их Кристофору. Мне сейчас не с руки.
- Хорошо. Я могу идти?
- Да иди же, вот морока!
Дверь закрывается за спиной с едва слышимым вздохом, отрезая путь к отступлению. Остаться один на один с холодной голубоглазой женщиной боязно и неприятно. Мэридит встает, выходит из-за стола. Тут еще софа, светлая, на вид жесткая и неуютная. Женщина садится на нее, очень прямо, словно бы кол проглотила, держит спину.
- Погляди на меня, дитя.
Кера послушно поднимает глаза, вновь встречаясь взглядом с Мэридит. И оторваться больше не может. В голубых глазах женщины поднимается странно темное, оно приковывает к себе, кружится, кружится, засасывает и самой себе Кера начинает казаться ещё меньше, чем есть на самом деле, вообще мухой в вазочке с вареньем…
Воздуха опять не хватает, холодает, кажется, что сейчас утонешь. Руки отнимаются, Марта падает на пол…. Но Кера сопротивляется дурноте, не позволяет себе упасть в глубину, упирается. Упирается всем, чем может, в страхе, что если утонешь, то это тоже навсегда, и уже не спастись.
И вдруг прекращается. Разом.
Снова комната, снова софа, только теперь уже Кера отчего-то сидит на полу и смотрит на Мэридит снизу вверх. Мэридит улыбается, но блекло, а губы у нее серые. Сквозь улыбку Кере чудится суеверный страх, с каким мама (… мама?...) взирала на статую Бога.
- Я хочу домой. Когда уже можно будет возвращаться? - спрашивает Кера.
Мэридит перестает улыбаться.
- А вот этого теперь нельзя. Теперь твой дом Гаммельн. И твой отец, и твоя мать, и твои друзья... и даже кукла твоя теперь тебе не понадобится. Ты вся принадлежишь Гаммельну, от и до. Запомни это, дитя.
По коже бегут мурашки — так Мэридит всё это произносит.
И детство на этом заканчивается.
А начинается учёба.

***
- Наша территория начинается от Мокрой пади, проходит через Черемицу, родовые земли графов Брандтов, Яблоневы луга и Великовку - это королевский домен, заканчивается Куриной ногой и Фаджольским лесом. Лес наш. У Черемицы пошаливают гевельфы, - капитан вел грязным ногтем по карте, за пальцем бежала дерганая тень. Маленький светильник источал неприятный жирный запашок, им пропиталась вся палатка, а свет давал слабый, красноватый. Нужно бы узнать, какое масло тут льют. - В Лугах есть пещеры, а в пещерах — мыши. Сами понимаете, эти твари, когда голодные, способны на что угодно. Местные их подкармливают. Конечно, зря. Легче было бы их всех разом вытащить из пещер и сжечь. Но местные почему-то считают, что это духи их предков...
Всё это Кера уже знала, она крепко посидела в библиотеке, когда получила свое рабочее направление. Она видела карты — и получше той, что сунул ей под нос капитан. Она почитала местные легенды и сводки хронистов. Она поговорила с наставниками, даже, как это ни мерзко, с Лином. Кое-какой толк тоже вышел, хотя Лин зациклен на барьерах и требует, чтобы его посадили в непроницаемый ларь, да к тому же позабыл половину слов, у него магическая амнезия. Ничего. Кера хоть сейчас расскажет, что брачный период у геворнов начинается в мае, а заканчивается только в августе. Или что шишиги не переносят запах карриса.
Нет, ничего нового капитан Римо не сказал, но Кера из вежливости слушала, ждала подходящего момента, чтобы узнать то, что ее на самом деле интересует.
- В Великовке неспокойный погост, а еще через границу постоянно лезут тролли и штриги. В прошлом году случилось к тому же поветрие, поэтому до сих пор встречаются врэки. Их Величеству это очень неприятно. Куриная нога у нас — самое тихое место. Но там тоже есть пещеры. Пока чистые, однако, сами понимаете. Ну а что касается леса…
- Понимаю. Но всё-таки... Где обитает дракон?
Капитан смотрит на Керу, наклонив голову и прищурившись. Потом вдруг начинает дико хохотать. Кера пережидает хохот, недовольно скривившись. Под её взглядом капитан успокаивается.
- Так где живет ваш дракон, капитан?
- Вам что, ничего не рассказывали? Совсем ничего? Вот это да! Дракона ей подайте! - в медвежьей груди д'Эгмона опять рождается глухой рокот, но нет, капитан держит себя в руках. - Да если бы всё было так просто, у меня до сих пор работал бы этот ваш первый... Лин Коралл, а вы сидели бы себе в своем Гаммельне! Вы думаете, у нас тут развлекательная прогулочка?
- Не думаю. Я общалась с Лином. После вас. Поэтому намерена выполнить контракт как можно скорей и отправляться по своим делам. А в контракте сказано, что, если мне не удается убить дракона, то служу я у вас год. Поэтому и спрашиваю — где дракон?
- Ну, по крайней мере, честно, - Римо смотрит теперь с явным интересом и даже сочувствием. Кере теперь кажется, что он похож не на медведя, всё-таки для дворянина это слишком грубое сравнение, а д'Эгмон дворянин. Нет. Капитан Римо похож на большого горного орла, водятся такие в Черных горах. Орлы эти размах крыльев имеют семифутовый, а весят что-то около восьмидесяти фунтов. Очень большие и широкие. - Так вот. Насчет дракона. Это не простой дракон, это оборотень, понимаете?
- Да. Поэтому его сложно найти, я понимаю. Какая у него вторая личина? Тигр или, может быть, лев? - Кера с дороги уже отдохнула, помедитировала четверть часа, но всё равно еще после трехдневной безостановочной скачки чувствовала себя несколько … утомленной. - Или хуже? Гарпия?
Римо ухмыляется. Нехорошо так.
- Вам действительно ничего не рассказали. Кто-то вас сильно невзлюбил. Всё гораздо хуже. Вторая личина у него — человек. Поэтому он умен, хитер, легко обходит любые ловушки и никогда не задерживается на одном месте надолго. Возможно даже, он живет где-нибудь в городе. Или деревне... Ничем не примечательный такой бюргер или виллан... Может быть, даже с семьей. А городов на нашей территории двадцать три. И около пятидесяти деревушек. Живет себе, живет... А потом — хлоп! - полнолуние! И в нем просыпается злой, голодный, хищный дракон. Тогда эта образина распускает крылья и летит в Черемицы. Или Куриную ногу. Или Луга. И там выжирает пару-тройку дворов. Но когда мы успеваем туда прискакать, мерзавца и след простыл. Он снова бюргер или виллан, и снова живет себе по-людски. До следующей полной луны...
Кера, в общем говоря, не склонная испытывать какие-то чувства — ее этому не учили — сжимает в раздражении кулаки. С драконами-оборотнями, да еще с драконами-людьми ее драться не учили. Она знает, что ее сильно невзлюбили в Гаммельне. Знает даже, кто...
- У вас на карте отмечено, в каких местах он уже побывал?
- Он совершенно сумасшедший. В его появлениях нет никакой системы.
- Это мне безразлично. Я намерена найти дракона.
- Как пожелаете. Я попрошу Гвендолена отметить на карте, где дракон уже побывал. Только учтите, что с завтрашнего дня у нас начинается серьезная работа. Гевельфы в Горно. Боюсь, про дракона вам думать будет некогда.
Это мы еще посмотрим, некогда или есть когда. С гевельфами Керу научили справляться на раз. Керу учили очень хорошо. Она найдет дракона. И она его пришибет. Да хоть десять драконов! Но в Гаммельн больше не вернется.

Мэтр Оливье Прекрасная леди (24 Окт 2011 09:37)

Александра Огеньская, выкладывай быстро и много!
Wink

Morowell Прекрасная леди (24 Окт 2011 09:38)

Александра Огеньская
Очень понравилось !!!Спасибо ! И сам сюжет, и слог настолько гармоничны, что проглотила на раз . А есть продолжение?

Александра Огеньская Прекрасная леди (24 Окт 2011 09:41)

Мэтр Оливье, так точно!
Morowell, да, есть продолжение. Я почти до конца дописала, там больше 200 тыс. зн. Сейчас еще часть выложу.
Спасибо за поддержку!

Александра Огеньская Прекрасная леди (24 Окт 2011 09:42)

Учеба.

- В Гаммельн всегда возвращаются!
- А я уйду. И не возвращусь. Уеду домой.
- Ну и дура. Наш дом Гаммельн. Больше ты никому и нигде не нужна, - в словах Лина жгучая зависть. Хотя и прикрытая холодом издевки. У Лина действительно нет другого дома, кроме Гаммельна. Лин вообще не помнит и не знает ничего,кроме Гаммельна. Он даже той ночи, когда сюда прибыл, не помнит. И он тяжко, изматывающе завидует Кере, у которой есть еще в памяти какие-то обрывки. Их всё меньше с каждым днем, проведенным в Гаммельне, но они есть. Пока еще Кера помнит своих кукол, особенно Марту, тряпичную и исключительно безобразную, но при этом любимую, помнит костюмчики для прогулок и платья для официальных выходов… куда-то. И еще она помнит, что раньше Лин хромал. Ночь, ливень, Согда с дудкой и ковыляющий, приволакивающий ногой мальчишка с пустым лицом. Еще там была Клара. Замарашка, дочка кухарки – это Кера тоже припоминает, хотя и с ощутимым трудом. Помнятся и балясины-свечки дома-торта...
- Ну и мне тоже никто не нужен. Уеду из Гаммельна и буду жить, как хочу!
На дворе, где положено гулять еще целый час, ветер разметает по лужам желтую листву, а голуби суетятся в помоях. Лин останавливается, глядит презрительно, кривит симпатичное веснушчатое лицо.
- Дура.
На дуру Кера давно не обижается. Мало ли кто как обзовет. Обижаться бессмысленно, это отнимает силы. А все силы должны уходить на магию. От этого очень сложно просто жить. Сейчас поздняя осень, залы отапливаются плохо, в спальнях за ночь замерзает вода в тазах для умывания. Приходится утром скалывать ледок, прежде чем умыться. А, не умывшись, нельзя к столу. Маг в любой ситуации должен выглядеть сообразно своему высокому статусу. А если кому холодно, то это его проблемы. Каждый согревается, как умеет.
Кера отворачивается и отходит. Лин оттого злобствует, что Кера продолжает звать его хромоногой, хотя его кличка теперь «Коралл». Из-за того, что не может даже самого простого плетения вывести без своего гороскопического камня, этого самого коралла.
Гуляют еще на дворе Клара, из старших Эда, Ромен, Карол, Либра, Корела, Хаас, Фойст, Франке. Из младших, ровесников Кере, трое сейчас на занятиях, один в лазарете. Вот, собственно, и всё. Согда говорит, детей с Даром мало и с каждым годом всё меньше. Почему так происходит, она не знает, но, например, в год, когда Кера попала в Гаммельн, удалось найти только троих – саму Керу, Лина и Клару. И то Согда удивилась, что так много и все в одном городе. После Керы вот уже три года подряд – ни одного новенького. Есть, конечно, старшие, и есть мастера, такие, как Согда и Кристофор, Карменсита и Марго, Листат. Есть, в конце концов, Мэридит и все те маги, которые сейчас работают в других городах по воле Гаммельна. Они еще застали те времена, когда каждый год в сентябре Гаммельн полнел на целых два, а то и три десятка новых послушников, полнел, как река по весне, свежими соками и детскими голосами, еще не раздавленными серостью и усталостью. Возможно, думает иногда Кера, остальные просто поумнее и научились прятаться от дудок. Нужно было тогда не прыгать в окно, а лучше бежать к… маме… или кормилице… кому-то. Лиц Кера не помнит, но точно знает, что были и мама, и кормилица.
Кера присаживается на лавочке, оправляет курточку и погружается в транс. Всё равно во дворе холодно и заняться особо нечем. Не в камушки же играть.
***
- Кера! Клюйка! Двигай ногами, образина!
Это милая манера Кристофора так изъясняться. Но Кера и на самом деле далеко не красотка. Очень худая, бледная, а черные волосы только подчеркивают болезненность вида, к тому же острые скулы и черные как уголь глаза в обводе коротеньких, тоже черных ресниц делают Керу похожей на чертенка или шишигу. Видела Кера таких в фолианте про болотную нечисть. Лин, первым заметивший сходство, говорит, что это очень даже хорошо. Вызовут, скажем, мага Керу зачистить болото, а она там за свою сойдет. Эти твари ее близко и подпустят... Кера тогда отвечает, что вырвет Лину его поганый язык, но особенно не переживает. Кера маг. И куда посильнее Лина. А маг никогда не обижается.
- Ну, замечталась?! Я тебе сейчас такие мечты устрою — неделю на задницу не сядешь!
Это Кристофор вполне может. Отдерет как сидорову козу. Он всех дерет за малейшую оплошность. Вот, кстати, Согда Ворона говорила на кухне, что Кристофор ее на днях так отодрал, что ей теперь на месяц хватит. Странно, но ей, кажется, понравилось. Но, тем не менее, взрослых, получается, он тоже дерет. Интересно, чем провинилась Согда?
- Я здесь, Кристофор.
Кристофор высокий, рыжий, с острым длинным носом и пронзительным голубыми глазами. Он тоже не красавец, но опять же Согда, на кухне, говорила, что у него интересное лицо. Он тонок, худ и жилист, но у Керы не возникает никаких сомнений относительно силы, таящейся в длинных мозолистых руках. Ее достаточно, чтобы перекинуть Керу через колено и хорошенько отделать ремнем.
- Здесь ты должна была быть еще мерку назад, а сейчас у тебя уже должно быть готово плетение на мор. Где оно?
Кристофор очень много кричит, но сейчас, чувствуется, не особо сердится. Значит, бить не станет.
- Простите, но меня задержала Мэридит.
- Она продолжает с тобой возиться?! - восклицает Кристофор так, словно бы Мэридит вздумала учить грамоте свинью. Кера давно знает, что это основное развлечение Кристофора — выводить своих учеников из равновесия. Но маг, выведенный из равновесия, и яйца выеденного не стоит, поэтому Кера не обращает внимания на слова учителя так же, как не обращает внимания на подначки Лина. - И когда ей это уже надоест... Ну, где плетение?
Кера лихорадочно припоминает, пальцы шевелятся сами собой, словно бы обладают собственным разумом. Они вспоминают плетение на мор куда быстрей хозяйки. Они дергают невидимое, быстро свивая кокон пустоты. В этом коконе сразу становится холодно и безразлично, забываются страх перед поркой и боязнь не суметь. Маг ничего не чувствует. А если и чувствовал, то отдает эти эмоции магии. Поэтому после порки плетения выходят лучше. Но когда плетешь — чувствовать нельзя. Ничего.
Из кокона холода плетение видится тонкой золотистой паутиной с неровными ячейками. Такое плетение способно справиться с моровым поветрием, если протянуть его по улицам больного города, но...
- Отвратительно! У тебя не только ноги кривые, так еще и мозги! Где ты видела, чтобы...
И Кристофор недоволен.
Но из кокона это нисколько не огорчает. Подумаешь... Аккуратно берем золотинку и медленно тянем. Если получится ее не разорвать, то ячейки выправятся.
- Ладно, так лучше. Подай мне вон ту книгу. Сегодня у нас с тобой геворны. Что ты знаешь про геворнов, Клюйка?
Он очень редко называет по имени. Обычно кличет или Клюйкой, или образиной. Кличка Кере не нравится, но она прилепилась с легкой руки Мэридит, которая почему-то посчитала, что Кера похожа на эту помойную птицу. И, похоже, прилепилась кличка уже навсегда, и выпустят из Гаммельна именно мага Керу Клюйку.
- Геворны — это такие мерзкие твари, обитают на погостах, иногда на окраинах городов, в кварталах бедноты. Они ядовитые и очень юркие. Классическая магия на них не действует, только ведовство. Заговоры там, раздери-трава…
- Ну, не так плохо. Для начала. Теперь давай сюда книгу…
***
У Мэридит роскошные волосы. Золотистые, густые, и когда она их распускает для ведовства – они льются по плечам потоками и спускаются ниже пояса. Но она очень редко их распускает. Обычно туго сплетает в косы, закалывает шпильками и прячет под чепцом. Чепец ей не идет, потому что в его крахмальных оборках красивое, как белоснежная морская раковина, лицо теряется, начинает казаться блеклым пятном, замечательные подснежниковые глаза выцветают. Еще Мэридит очень мягкая, уютная, с тяжелыми и пышными грудями, с широкими бедрами. Но корсет и мантия прячут и это богатство тоже. Кере нравится смотреть на Мэридит, даже когда та в чепце. Кера знает, как Мэридит красива – красивее даже статуи Морганы из галереи Славы. Поэтому Кера умеет видеть эту красоту даже обезображенной чепцом, даже исковерканной шпильками и корсетами. Сегодня Мэридит учит ведовству.
Золотые волосы текут, текут…
- Соберись, девочка!
Кера собирается… Старается. Она страстно желает сосредоточиться, да не получается. Нити путаются, плетение выходит из ряда вон… нет, не выдающееся.
- Кера!
- Сейчас.
- Никаких сейчас. Маг готов к работе всегда. В любой момент. Среди ночи разбуженный – готов. После трех суток ведовства – готов. Умирающий – готов. Поняла?
- Да.
- Ни ляда ты не поняла… Плетение, Кера, плетение держи!
И хлесткая пощечина. Ни за что, просто так. Кера поджимает губу. Нужно держать плетение. Мэридит не сердится. Да даже если и сердится! Плетение нужно держать. И не больно. Кокон съедает все чувства.
- Больно? Не-ет, больно тебе не должно быть. Не может тебе быть больно, ты маг! Маг не испытывает никаких чувств. Маг всегда холоден. Маг не может бояться, радоваться, любить... Запомни — любовь убивает. Стоит тебе полюбить кого-то, и ты становишься уязвимей ровно на свою любовь. Любовь — твое слабое место. Ты не можешь заниматься магией, пока любишь кого-то больше остальных. Магия вытекает из тебя, как из решета. Не губи своего таланта эмоциями, детка. И перестань разглядывать меня, как молельную доску.
- Значит, вы никого не любите, Мэридит? - плетение так и дрожит под пальцами. Даже через пустоту просачивается волнение. Мэридит права — чувства убивают магию. Стоит кого-то полюбить... Кере тринадцать, и она еще помнит, самую малость, свой дом. Откуда-то она знает, что дома ее любили. Знает, что детей и должны любить.
Мэридит хмурится.
- Странный вопрос... - золотые волосы текут шелком. Белые руки замирают над серебряным подносом. С некоторой неуверенностью Мэридит отвечает: - Нет. Разумеется, я никого не люблю! - и добавляет, уже вполне уверенно: - Разве иначе я сумела бы выбраться в предстоящие? В самом Гаммельне? Ты, детка, скорее всего, займешь мое место. Поэтому, пожалуйста, не порть себе карьеру глупой сентиментальностью.
***
В четырнадцать у Керы округляется грудь и бедра становятся настолько широкими, что теперь уже прежние штаны ей жмут, и гаммельнская портниха шьет ей штаны по особой выкройке, дамские. Они не черные, как у малышни, а темно-синие и болотно-зеленые, цвета Кере разрешили выбрать самой. Из всех предложенных цветов — черного, коричневого, синего, серого, зеленого, бордового и фиолетового — она выбрала эти из соображений практичности и еще потому, что, кажется, дома у нее были похожие костюмы. Еще портниха шьет Кере странного вида исподние рубашки — тугие и жесткие, на «косточках» из китового уса, со специальными «кармашками» для округлившихся грудей. Застегиваются они крючками и еще затягиваются шнуровкой. Они неудобные, натирают нежную кожу, впиваются в ребра и не позволяют свободно дышать, но портниха велит теперь носить только их и забирает все привычные Кере рубахи. Сверху полагается носить то же коротенькое котте и куртку, но теперь уже так просто не согнешься и не побегаешь.
Через некоторое время после появления обнов в гардеробе Кера впервые замечает на исподнем кровь. И болит живот, но к боли Кера уже привычна. Живот болит куда слабее, чем зад после порки или колени после отстаивания вечерних наказаний на горохе. Кровь ее, однако, беспокоит. Впрочем, через день с животом и исподним опять все в порядке, а в следующий раз кровь Кера замечает луны через две. И тогда уже идет со своим страхом к Согде. К Мэридит как-то боязно. Будет смеяться и назовет неженкой. А то и велит Кристофору «неженку» выпороть.
Согда не смеется, а ругается сквозь зубы. Потом ведет в кладовую и негромко объясняет, что теперь у Керы кровотечения станут повторяться каждую луну, и это означает, что Кера половозрелая, то есть способна произвести на свет ребенка. Рассказывает, что такие кровотечения — это наказание женщинам за грех гордыни. Что, пожелав занять место, отведенное Творцом мужчине, первородному, первая женщина Нэрле поплатилась — получила в наказание ежемесячные кровотечения. Но это сказка для верующих, говорит Согда, а Кере всего лишь нужно запомнить дни, в которые у нее случается «неприятность» и в такие дни воздерживаться от магии высокого порядка и ведовства. Поэтому Мэридит сказать всё же придется. И Кристофору — теперь уже ему воспрещается Керу пороть. Нет, горох и прочие прелести вроде «молотилки», и, конечно, кухонная повинность не отменяются. Но зад болеть больше не будет, и на том спасибо.
В пятнадцать или около того, - у Лина появляется пушок на щеках, а сам он вытягивается, становится на полторы головы выше Керы, — у Керы начинают появляться какие-то смутные желания, мечтания, предчувствия... Ей хочется чего-то... чего, она не знает сама. Но в присутствии Лина или, например, Франке, Фойста, тянет... Просто тянет, тягуче и мучительно. Но Кера в основном занята изучением Высокой магии, а в промежутках дерется с гворнами, гевельфами и шишигами, коих специально для Гаммельна поставляют рыцари из приграничных патрулей, поэтому разбираться в собственных чувствах ей некогда. Магия начисто отшибает всякое желание копаться в себе. Большей частью хочется или спать, или есть. Франке, Лин и Фойст находятся в том же положении, если они и ощущают что-то наподобие смятения Керы, то виду не подают. Они тоже дерутся, учатся и всегда хотят спать и есть.
Мэридит не жалеет никого.
В шестнадцать начинаются странные сны — в них присутствует Лин, а больше ничего не понятно. То он вдруг, вместо того, чтобы обзываться и презирать, подхватывает на руки и куда-то тащит, то вдруг прижимает к стенке в темном тупике за кухнями, то просто прижимается к Кере всем телом, а ей от этого во сне хорошо, но всё-таки и во сне понимается — это еще не всё. Есть еще что-то, большее. И этого большего хочется. Кера этих снов не понимает, после них не ладится на занятиях и вообще нападает странная рассеянность. Тогда приходится идти в библиотеку и там искать сонники. Их шесть штук и ни в одном нет толкования Кериных сновидений.
После очередного провала в плетении сложного заклятья Мэридит долго злится, а у Керы горят от многочисленных оплеух щеки. Наконец, Мэридит остывает, долго думает, а потом буквально припирает Керу к стенке:
- Что случилось, девочка? Твой Дар покинул тебя? Или тебя внезапно настигло слабоумие? С этим плетением справится даже Кларисса, ляд побери! Только не говори, что ты влюбилась. Пришибу, лядом клянусь!
Делать нечего, приходится рассказывать про сны. Мэридит слушает с каменным лицом. Потом встает, отходит к окну. В окне всё как всегда — льет дождь, по стеклу бегут кривые дорожки, а вороньё летает под этим дождем, возбужденно орет: кухарка вывалила на двор чан объедков. В дожде знаменитые башни Гаммельна с золотыми петушками-флюгерами и серебряной черепицей кажутся кривыми стрелами, завязшими в сером киселе.
- Всё ясно, - наконец изрекает Мэридит, и в этот момент небо, кажется, решает, что было до этого с людишками слишком мягким. И падает настоящий ливень. Тарабанит по подоконникам так, словно бы даже не дождь, а град — капли величиной с орех и ударами заставляют стекло дребезжать в наличниках. Грохот придает словам Мэридит зловещий оттенок, словно бы Мэридит докопалась до чего-то нехорошего и сейчас выносит Кере приговор. - Всё ясно. Я как-то выпустила этот вопрос из поля зрения, а вообще-то нужно было позаботиться раньше. Сегодня вечером пойдешь к Кристофору и скажешь, что это я тебя отправила. Скажешь, «Мэридит считает, что мне пора стать женщиной». Дальше будешь делать, как он скажет. И будешь ходить к нему каждый вечер, пока сны не прекратятся. Ты меня поняла? Запомнила? Ну-ка повтори.
- Я пойду к Кристофору, скажу, что вы меня отправили. Что вы считаете,... что мне пора стать женщиной. - Отчего-то неловко. Просыпаются в голове какие-то воспоминания насчет «стать женщиной». Согда и другие магички периодически перекидываются на кухне и в мастерских таинственными фразами... теперь и не вспомнить, что именно говорят... Но что-то неприличное, потому что говорят они полушепотом, а Марго и кухарка краснеют. - И буду ходить к нему до тех пор, пока сны не прекратятся. И я буду делать всё, что он велит.
- Хорошо. По крайней мере, память тебе не отшибло. И вот еще что...
Мэридит отворачивается, лезет в шкаф. Достает серый мешочек.
- Перед тем, как идти к Кристофору, возьми отсюда чайную ложку травы, завари и выпей. Только не забудь, это очень важно.
- Хорошо.
- А теперь иди. Сейчас скоро будет ужин, после ужина выпей травы. И через мерку ступай к Кристофору.
Кера уже на пороге, когда предстоятельница еще раз окликает:
- Да, и, пожалуйста, зайди сперва в баню...
В полном недоумении, но и в предчувствии чего-то неприятного — Кристофор уже два года не дерет, однако воспоминания о его широком ремне никуда пока не деваются — Кера возвращается к себе в келью. Там заваривает траву Мэридит. Потом ужин, за ужином лицо Лина кажется особенно красивым, а его широкие плечи приковывают к себе взгляд. За столом учителей среди прочих сидит Кристофор, он ничуть не изменился с того дня, когда Кера увидела его впервые. Так же жилист и подтянут. И Согда права, есть в его лице что-то интригующее и даже привлекательное.
После ужина, когда все остальные расходятся на вечерние занятия, Кера опять уходит к себе. Ощущение грядущих неприятностей усиливается, когда девушка давится горьким настоем. После она припоминает дальнейшие указания наставницы и бредет в баню. По неурочному времени там пусто и холодно, но вода в бадьях имеется. Пять минут на подогрев... Теперь уже Кера не страдает, как в первые годы, оттого, что по утрам вода в тазах замерзает. Теперь уже ей ничего не стоит нагреть даже целую бадью. Тщательно моется, удивляясь приказу Мэридит.
А потом идет к Кристофору. Долго стучится в массивную дубовую дверь, боится, что его сейчас нет, что он застрял на кухне с Карменситой, и завтра Мэридит будет злиться. Но дверь распахивается, Кристофор сонно моргает. Наконец, узнает.
- Чего тебе, Клюйка? У нас что, пожар?
Кера набирается храбрости и на одном дыхании выкладывает всё, как велела наставница. Кристофор снова моргает. Ругается вполголоса. Что-то вроде «выбрали момент» и «ляд бы побрал эту Мэридит, что у нее, других жеребцов нет?». Но, видимо, на самом деле не сердится, а ругается больше для порядка. Дверь распахивается шире.
- Заходи.
В комнате Кристофора Кера впервые, она и не знала, что такая роскошь бывает... То есть, конечно, у Мэридит в кабинете красиво и мебель очень дорогая, но вообще в Гаммельне везде обстановка скудная, в главном зале из мебели только грубо обтесанные столы и лавки, отполированные задами учеников. У самой Керы в келье только узкая кровать, стол и умывальник и из «роскошеств» - мерка, песочные часы на четвертушку. Простенькие, в деревянном чехле. А раньше, когда спала в общей спальне, вообще имелась одна кровать.
У Кристофора кровать широченная — три или четыре Керы поместятся. Широченная, да еще такие столбики... на них ткань, бархат. Балдахин — подкидывает память. На кровати шелк и куча подушек. У стола витые ножки, а окно забрано изящной ковки решеткой. На полу ковер. Еще что-то, но Кера не успевает разглядеть.
- Не стой столбом, - одергивает Кристофор. - Проходи. Иди сюда, я на тебя хоть погляжу. Давно тебя не видел.
Разглядывает он странно — толкает к окну, берет за плечи и придирчиво вглядывается в лицо. Затем его руки пускаются ниже, трогают грудь Керы. Она, твердо помня наказ Мэридит, послушно терпит. Когда руки спускаются еще ниже, на бедра, лезут под штаны, снова просыпается то чувство... как во сне с Лином. Тут же руки уходят, Кристофор отодвигается.
- Мэридит права. Раздевайся.
- Совсем? - от изумления Кера тут же забывает про Лина.
Бывший экзекутор коротко смеется:
- Ну... Крестьянке достаточно задрать подол. Дворянка обычно ради такого случая натягивает кружевной пеньюар. Но у тебя нет ни подола, ни пеньюара. Так что раздевайся совсем. И ложись на кровать.
Особого смущения Кера не испытывает, мало ли что нужно учителю. Просто странно. Быстро скидывает брюки, куртку и котте, с исподним долго возится, заблудившись пальцами в крючках и шнуровке. Но справляется. Ложится на кровать, чувствует, какая та мягкая и удобная. Но по коже против воли бежит холодок. Сейчас что-то будет.
Словно бы в ответ — Кристофор небрежно интересуется, зачем-то тоже сбрасывая рубашку:
- Мэридит уже что-нибудь тебе объясняла?
- Нет.
Чертыхается через плечо и сбрасывает шоссы. Кера отводит глаза. Она видела мальчиков в купальне, но это было очень давно, а сейчас уже она ходит мыться только с девочками. Поэтому смотреть на голого мужчину ей странно и, пожалуй, неприятно. По коже бегут колючие мурашки холода и опасений.
Кера ждет.
Кристофор подходит к кровати, у него обнаруживается мускулистая, покрытая рыжей шерстью грудь. Больше ничего не разглядела – он… лег.
- Будет больно. Но потерпишь.
Кера и вправду терпит. Потом, усталая и с какой-то гадливостью, тяжестью на душе снова бежит в купальню. Там так долго сидит в бадье, что в смятении слабо нагретая вода остывает окончательно.
На следующее утро плетение у Керы получается. И через день тоже. К Кристофору она ходит сначала как на пытку, потом просто ходит, а после уже с некоторым подобием предвкушения. Но сны все равно не прекращаются.

Мэтр Оливье Прекрасная леди (24 Окт 2011 11:52)

Shocked Н-да... как-то оно... нет, оно интересно, легкочитаемо, но... э-эм-м-м... слишком уж натуралистично, что-ли?..

*Дедушка Фрейд закатывает глаза и падает в обморок*

Базилик Прекрасная леди (24 Окт 2011 14:25)

интересно...необычный взгляд, такой готичный...мрачная эта школа Гаммельна...
а дальше?

Morowell Прекрасная леди (24 Окт 2011 16:23)

Пожалуйста, еще ! be mine!

Александра Огеньская Прекрасная леди (24 Окт 2011 16:30)

Мэтр Оливье, дедушка Фрейд радостно потирал бы руки. Впрочем, дальше всё куда пристойней Smile Ну, относительно.

Базилик, уж куда мрачней эта школа... Ну, всё равно, наши герои... то есть, пока только одна героиня... но скоро появится и рыцарь, а там и дракон...

Morowell, пожалуйста!
Честно говоря, не ожидала такой реакции. И она меня радуетSmile, так что выкладываю.
Спасибо отозвавшимся!

Александра Огеньская Прекрасная леди (24 Окт 2011 16:34)

***
- Твою мамашу! Твою мамашу, девчонка!
- Заткнись, капитан.
Усталость. Ляд вам в душу, какая усталость! Это уже третья ночь.
У гевельфов большие кожистые крылья, впрочем, не слишком приспособленные для полетов. Но хорошо приспособленные для того, чтобы бить ими, сшибая с лошадей. А когти с легкостью продирают легкие кожаные доспехи. Еще у гевельфов большие круглые, как блюдца, глаза. Желтые навроде рапса. От гевельфов несет кислятиной и прелым запашком лесной гнили. На третью ночь от запаха начинает мутить.
А они всё идут.
Днем случается пара-тройка – слепые от яркого солнца, страдающие от жары, при дневном свете жалкие, похожие на затрепанное дранье, они бредут через поле, то и дело запинаясь, волоча свои вялые крылья по земле. С ними легко справляются солдаты.
Но ночью… Ночью светопреставление. Нескончаемый серо-коричневый поток, горящие голодом и злобой блюдца глаз, крылья – уже не вялые, а большие, застилающие небо, опасные. В Гаммельне Керу учили одновременно справляться пятью, даже шестью гевельфами. Но что такое пять или шесть гевельфов против нынешних толп? Нескончаемые грязные, кислые реки! Откуда они все лезут-то? Три ночи…
Тридцати шести солдат д' Эгмона слишком мало против этой орды. Кера выжигала тварей «Клавдиевым огнем», ставила против них заслон, плела «горюшку», напускала «хмарь»… Солдаты рубили их тяжелыми палашами, как мясники рубят коровьи туши. Только брызги летели.
Первую ночь продержались. На вторую потеряли поле на границе. Отступили почти к самой деревне. Деревня молчала за спинами солдат и неприятно упиралась между лопаток взглядами пустых черных окон. Вилланы со всем барахлом ушли дальше, к реке, ждут.
И сейчас деревня молчит. Отступать дальше некуда.
На третью ночь даже «Клавдиев огонь» перестал тварей пугать, а сил осталось ровно на этот огонь и «хмарь».
- Твою мамашу, маг ты или куча дерьма? Лучшая, твою мамашу!
- Заткнись, – никому не позволено так разговаривать с магами, но с вопиющим неуважением придется разбираться позже. Если придется. – Их всегда здесь так много?
- Нет. Обычно не больше трех десятков, - у капитана поперек щеки длинная глубокая царапина, он морщится на каждом слове.
- Ляд тебе в задницу, капитан! Раньше сказать не мог?! Чего стоишь, собирай своих недомерков! Выстраивай, как полагается!
С востока медленно, но верно наползает серое. Это еще не рассвет, до рассвета еще больше часа. Но твари притихли. Будет еще один наплыв, а потом уже солнце разгорится как надо. Лишь бы не было дождя… В Горно дождь – частый гость. А гевельфы любят сырость.
- Что ты задумала, маг?
О, уже и маг сразу.
- Выстраивай. Сейчас они попрут. Осталось продержаться три мерки! Остальное – потом.
И снова – поток. Грязь, в которой тонешь. В кокон бьется страх – тварей не становится меньше, как должно было! Страх подтачивает кокон изнутри: твари снаружи, а страх изнутри. Накатывает слабость, пальцы шевелятся медленно-медленно… Третья ночь. Далекая полоска серебра на горизонте. Есть она или нет ее? Еще две мерки, кричит капитан. Он по уши в крови и каком-то дерьме. Еще две мерки продержаться, а потом спать целый день. Ляд, как их много! Не справиться. Не справиться… Кокон трещит.
- Мамашу твою, маг, ты чего творишь?! Одна мерка!
Кокон тает…
…В любой момент. Среди ночи разбуженный – готов. После трех суток ведовства – готов. Умирающий – готов. Поняла?...
Я знаю, Мэридит, но мне страшно. Слишком их много. С пятью я бы справилась. Да с пятью бы даже Лин справился! А я справлялась с шестью и как-то с семерыми.
А вчера… Вчера я их не считала. И позавчера.
Я – лучшая. Поэтому Лин и Эда – полоумные заики и развалины, а я… Я не справлюсь. Их слишком много.
- Маг! Девчонка! Маг ты или куча дерьма?!
- Капитан, Гвендолена ранили!
- Капитан! У нас не тянет!
- Капитан…
- Эй, ты, лучшая! Как тебя, Клюйка? Птица ты драная…
… Да я хоть десять драконов прибью…
Слабость неимоверная. Третья ночь. Осталась мерка. А потом еще…
Мерка! Всего! Птица ты драная! Лучшая! Да хоть десять драконов! А Кристофор с его «скачками» и Лин, такой грубый и жадный…Раньше. А теперь у него амнезия. Он не помнит Керу. Вообще. Нет, так не годится!
- Сейчас, капитан. Сейчас. У всех случаются осечки. Держи свое. А я буду держать свое…
Голос хриплый, вот уж точно – клюйка каркнула.
И дальше – легко. Всего мерка. Четверть часа. И их не так много. У страха очень большие глаза. Но маг-то ничего не чувствует. У мага нет другого дома, кроме Гаммельна, и нет другой жизни, кроме жизни в коконе магии.
- Капитан! Тут с Гвендоленом…
- Что такое?
Расслабленно разглядывала полоску рассвета. Сначала она серебристая, потом розовеет, после начинает расползаться по небу. В Гаммельне рассветы другие – через решетки на окнах, через туман, или снег, или дождь… Это если окно выходит так удачно, что небо вообще видно. Как у Мэридит. У Керы неба только краешек. Гаммельн – колодец. Сырой и темный.
- Помрет, капитан.
- Гвендолен, ты меня слышишь? Гвендолен Анри Бежолен, граф де Фуа! Гвен…
- Капитан, оставьте…
- Где этот коновал Карно?!
- Я здесь, капитан. Но, боюсь…
- Господи… Гвен... Какой-то ублюдочный гевельф. Гвен, тебе самому не стыдно? Так... сбегать из отряда? Дезертир...
- Капитан, он вас всё равно уже не слышит.
- Что, совсем ничего не нельзя сделать?
- Только чудо...
- Чудо? Эй, маг! Леди Кера!
… А здесь и небо, и лес, и река. И трава — везде трава, зелень, цветы! Правда, потоптанное всё... Уф, усталость. Чудовищная. Последний рывок — найти уже, откуда эти твари лезут — и спать. Кера чувствует — стоит сейчас расслабиться, и не встанешь уже сегодня. Заснешь, где стояла.
- Да? Чего вам?
- Вы... не могли бы посмотреть, леди?
Во как — леди. А мерку назад орал, дерьмом обзывал, птицей драной. Оторвалась от созерцания травы. Обернулась. Капитан по-прежнему в крови и всякой дряни по уши. Белая рубаха сделалась совсем даже не белой. В лице прежняя усталость, а в глазах тоска. Интересно, кем ему этот Гвендолен, граф, приходится. Приходился, то есть. Даже с пятнадцати шагов видно, что граф уже не жилец. Попался под когти гевельфу. И легкие кожаные доспехи, конечно, не защитили. Нет, ничем здесь не поможет приграничный коновал Карно.
- Я не лекарь.
Тоска в глазах капитана усиливается.
- Обидел тебя? Ну, хочешь, в ноги упаду? Или деньги нужны?
Маг не обижается. Никогда. Ляд с ними. Сил никаких нет, а лекарство Кера никогда особо не любила. Мэридит, кстати, тоже. Про деньги капитан, конечно, зря, хотя за услуги маг берет много. Большая часть платы отходит Гаммельну, а на остальное маг должен существовать. И неплохо существовать, дабы поддерживать собственный статус и престиж магической стези. Маг обязан спать на шелке и жрать лерман под соусом бешато, нравится ему это или нет. Но всё-таки зря — Кера приставлена к отряду, а значит, ей за все заплачено вперед.
- Если я потрачу все силы, на следующую ночь меня может не хватить. Исцеление — это вам не огнем пыхать.
- Он умирает! Сколько стоит? Назови цену!
И еще раз — кто для него этот Гвендолен?
- Деньги мне не нужны... И плату я с него возьму сама. При случае.
Кто бы он ни был, а отделали славно. И пришлось ведь в этом месиве копаться, разбираться, трогать клочья и осколки. Потом уже пальцы забегали в пустоте сами по себе. Никакой жалости. Никаких эмоций. Просто сломался механизм, его нужно починить. Нитка за ниткой, шестеренка за шестеренкой.
А потом — спать. Даже не глядя, получилось или нет. Оно не могло не получиться. Разве что по неосторожности оставила беднягу хромым или сухоруким. Но это завтра, всё завтра! И успевается еще шепнуть:
- Разбудить меня через пять часов. А этого завтра ко мне в палатку. Если к тому времени уже отоспится.
Спать... После очередного чуда во славу Гаммельна.

Цветные полосатики.

Гаммельн погружен в коричневое и серое. Коричневое — это кирпич стен и кирпичная крошка, взвесь в воздухе. Когда случается туман, он весь вымазан в этой крошке и кажется красноватым, а не серым, каким положено быть туману. Серое — это все остальное кроме кирпича, крошки и тумана. Серый в Гаммельне дождь, серые камни мостовых, серое небо и серая жизнь. Серая и ровная. Каждый день начинается совершенно так же, как предыдущий, так же течет и так же заканчивается. Изменения если и случаются, то они скорее неприятны.
Кере семнадцать, она уже три недели не ходит к Кристофору по вечерам, он сказал — достаточно. И это скорее неприятно. Без этого самого, чем они занимались почти год на широкой и мягкой постели Кристофора, стало скучно. Хотя, с другой стороны, появилось свободное время по вечерам. Мэридит еще не придумала, чем его занять, поэтому теперь Кера бродит по улочкам Гаммельна, глазеет, как прачки развешивают белье или приезжие сгружают дрова. Приезжие перекликаются высокими, непривычно оживленными голосами, лапают прачек, и от приезжих иногда можно услышать обрывки про жизнь за стенами крепости. Например, Кера уже узнала, что где-то неподалеку есть другой городок, называется Глостри. Или что опять повысились налоги на соль и вино— оказывается, на соль и вино есть налоги. Или что у кого-то там жена родила двойню, поэтому муж от жены намерен отказаться. Кере неважно даже, что именно говорят и про кого, для нее просто: любое слово, произнесенное оживленным голосом чужака — глоток воздуха свободы. Стены Гаммельна давят на нее, пьют из нее соки.
А позавчера приезжал даже торговец. Он рассказывал прачкам про столичные моды. Дамы там носят теперь приталенные сюрко с широкими плечами и соболиными обойками в стиле рекло, и хотя Кера не знает, что такое приталенное сюрко, а уж тем более — что за стиль рекло, слова торговца ей как музыка. Где-то далеко есть жизнь.
Если не удается погулять, Кера сидит в библиотеке. Листает тяжелые пергаментные страницы фолиантов про далекие страны, разворачивает длинные бумажные свитки из далекой Синайи, перебирает металлические «памятные» таблички. От табличек, свитков и фолиантов опять же веет свежестью дальних, чужих городов, чужих, непонятных языков, чужих, не затхлых, жизней.
А в один из вечеров случается неожиданность. Настолько непредвиденная, что даже Мэридит, кажется, целое мгновение ошарашена.
Кера, как обычно, гуляет по Гаммельну. В этот вечер для разнообразия выглянуло нежаркое осеннее солнышко, вызолотило серебряные крыши и приласкало петушков, и даже по лужам засновали проворные розоватые блики. На дворе чинно бродила «малышня» - удалось в прошлом году набрать еще четверых детишек со способностями. Первый год подобие живости проскальзывало еще на этих худых, бледных мордашках. На второй год оно исчезло. На дворе эти дети или разучивают трансы, или тренируются плести моры. Кера уже почти ничего не помнит, но интуитивно ощущает — дети так себя вести не должны. На дворе так же затхло, как и во всем остальном Гаммельне.
Кера смотрит-смотрит на этих детей, потом ей надоедает. Идет по привычному маршруту — площадь, квартал и задворки, где прачки опять стирают и развешивают белье, потом ворота. Ворота большие, тяжелые, обитые железом. Рва нет — Гаммельну не нужен ров. Простецы не видят, но ворота насквозь прошиты защитными заклятьями такого уровня, что нежеланный гость просто пройдет мимо, не заметив города. Да и желанному попасть сложновато — нужно самому очень пожелать.
Ирена попасть желает, как видно, не очень, потому что уже давно находится без сознания. Ее привез к воротам Гаммельна какой-то рыцарь — и как только разглядел эти ворота? Видать, очень сильно... желал? - неделикатно перекинув Ирену через луку седла. Такую его непочтительность извиняло только одно: сам рыцарь еле держался в седле и не очень хорошо понимал, куда приехал и зачем долбится в эти большие ворота.
Но долбился громко и с таким безумным желанием, что Кера услышала. Обычно ведь изнутри не слышно. Враки всё это, что любой страждущий может подойти к воротам Гаммельна и попросить мага о помощи. Гаммельнский маг покидает родные стены только и исключительно по воле Гаммельна. Кера не сомневается даже подсознательно — есть у города своя воля, есть. У этих камней, у этих башен, у этих стен. И Мэридит главная только потому, что город ее выбрал. И город же решает, кого принять в свое серое нутро, а кого оставить снаружи. Гаммельну, кажется, безразлична судьба рыцаря, но рыцарь очень хотел попасть в Гаммельн, а на луке седла у него висела, чуть придерживаемая слабеющей рукой рыцаря, маг Ирена Сивая. Поэтому Кера услышала стук и побежала к Мэридит. Мэридит опять ведовала, шелковые волосы разметались по плечам, а простая белая рубаха до пять не скрывает округлостей тела, не зажатого корсетом. Глава идет к воротам неспешно, босая, похожая на птицу-Лебедь с картинки из книги легенд. Под ее требовательным взглядом тяжелые кованые ворота распахиваются сами собой.
Конь под рыцарем тоже совсем никудышный — всхрапывает от усталости, бока в мыле и запекшейся крови. Рыцарь кивает, роняет меч, рукояткой которого долбил в ворота, пытается спешиться, но вместо этого заваливается вбок и на мостовую. Тут выбегают Карменсита, кухарка, Листат, Франке, Согда и Кристофор вместе, Согда на ходу застегивает рубашку... Рыцаря поднимают, оттаскивают в лазарет, снимают с коня Ирену, относят туда же.
- Что с ней, Мэридит?
- А ты посмотри сама, девочка.
Кера морщится, но смотрит. У Ирены сильное истощение, словно бы она работала неделю без остановки, а еще — много, очень много синяков по всему телу, сломана рука и треснуло ребро. Не особо серьезно, но месяц на излечение и восстановление Ирене понадобится. Непонятно всё равно. Откуда синяки?
Пока Кера недоумевает, а Мэридит осторожно латает магическую ткань тела Ирены, Кристофор занимается рыцарем. Тот, Кера мимоходом оценивает — хорош собой, сложен так, что Кристофору только завидовать, и лицо красивое. По крайней мере, на взгляд Керы. А она в своей жизни мужчин видала не так много. И большинство из них красавцами не назовешь. У Франке через щеку шрам и поэтому правый глаз съехал вниз, верхнее веко всегда полуприкрыто. Фойст похож на шишигу куда больше Керы. Да что там, пожалуй, из всех гаммельнских мужчин только Лина можно назвать приятным. У него голубые глаза, сильный подбородок, прямой нос... Этот рыцарь куда красивее Лина.
Первой приходит в себя Ирена. Протяжно стонет, вздрагивает под рукой Мэридит, распахивает свои сивые глаза.
- Спокойно, девочка, - Мэридит не прекращает неспешных движений над распростертым телом. - Ты в Гаммельне. А Гаммельн всегда защитит своих детей. Ты дома.
Ирена открывает пошире глаза, словно бы не верит. Потом кивает — да, узнала, поняла — и снова лишается чувств.
Тут как раз Кристофор заканчивает с рыцарем. С простецами всегда проще: им не нужно латать ткань дара. Простец похож на музыкальную шкатулку — достаточно поставить на место шестеренки, и всё работает. Маг похож... наверно, на хрустальный предсказательский шар. Мало сложить один к одному осколки, нужно еще заново влить в него душу.
- Кто вы и что случилось? - Мэридит отвлекается от своего занятия.
Рыцарь садится, оглядывается по сторонам, удивляется, но не слишком. А потом рассказывает. Моровое поветрие на западном берегу Гнилушки. Три деревеньки буквально вымирают за какую-то неделю. Ирена успевает спасти четвертую деревеньку, поставить барьер над тремя вымершими, чтобы не распускали заразу, и обеззаразить воду. Работает шесть дней и ночей практически без отдыха. А тут как раз начинают приходить в себя исцеленные людишки. Ирене нужно хорошо отоспаться и восстановиться, это понятно всем. Староста деревни поднимает разговор о вознаграждении. На вилланов нападает жадность.,. но Ирене почти всё равно, она приехала исцелять по воле Гаммельна, не ради денег. Да и что с них, убогих, соберешь? Они и всей деревней не соберут обычного для мага с таким опытом вознаграждения. Могут разве что символически... И внезапно какой-то мерзавец начинает орать, что чародейка мор сама и наслала, чтобы подзаработать. Остальные подлые тут же радостно подхватывают басенку, тащат Ирену на площадь — побивать камнями. А Ирена так слаба, что не способна на простейшее плетение. Тут вмешивается рыцарь, подхватывает чародейку и увозит в Гаммельн. Подлые закидывают камнями, но взяться за вилы не решаются. Всё же дворянин.
У Мэридит после рассказа твердеют и белеют скулы. Похоже, она уже подписала деревеньке смертный приговор. Как выяснилось позже, так оно и было. Гаммельн не только защищает своих детей, он еще и мстит их обидчикам.
Приблизительно через неделю после неожиданности, когда рыцарь, какой-то там барон, Кера не запоминает, уже бодро передвигается по Гаммельнским закоулкам, Ирена выходит из кельи и подолгу сидит на дворе, греясь редким осенним солнышком, а малышня деловито разучивает плетения, случается праздник. В Гаммельне всегда так — праздники случаются не по календарю, а внезапно, сами собой. Просто однажды утром все просыпаются и понимают, что сегодня праздник. Тогда дают только утренний урок, а потом начинается сосредоточенная суета. Выволакивают из подвала бочки сидра и вина, в большом зале растапливают оба камина, выволакивают столы и лавки. Малышня натирает столы воском, чистит ложки и медные блюда, ученики постарше отправляются на кухню: вертеть над огнём тяжелую свиную тушу, месить тесто и катать пироги. Несложные, приятные дела, после которых Кера приходит в ровное, благодушное настроение. Жаль, что праздников таких на Кериной памяти случалось всего три или четыре.
В этот раз Кера чувствует приближение праздника еще с вечера. Он идет, неотвратимый, как гроза, и гулять по Гаммельну в его предчувствии как-то странно. Начинаешь примечать, как по-особенному сияют петушки, как весело прыгают по лужам воробьи и вороны, как небо, изрешеченное голубыми дырами, робко улыбается сгущающимися сумерками...
С утра праздник чувствуют уже абсолютно все. Даже Мэридит растягивает губы в подобии улыбки.
Ляд её знает, наверно, и у нее в праздники случалось что-то приятное. Кристофор рассеян. В темном коридоре чуть не сшибает Керу с ног. Кера громко ругается сослепу. Потом признает бывшего учителя и ругается еще громче. Кристофор ретируется. Малышня сосредоточенно, с лицами замкнутыми и торжественными, полным осознанием момента, чистит серебряные блюда. Как их?... Лиза, Рем, Катрин и Винер. Это их первый праздник.
Вечер подкрадывается незаметно, на мягких лапах. Сначала через окошко в кухне падает розовый свет. В его занавесках пыль отплясывает... этот... такой веселый простецкий танец... вегашку. Маги не танцуют, но челядь иногда устраивает танцульки. Кера видела. Прачки и мужичье из подсобных. Вечером, когда солнце уже почти зашло, из-за острых силуэтов башен и зубастых стен только-только чудилось самым краем, а в воздухе плыла ночная сырость, на дальнем дворе, у тайных ворот, простецы устроили гулянку. Выволокли жаровню, столы и лавки, бочку своего пойла. Кто-то достал гудки и мандолу, у кого-то оказался приятный голос. Приятный этот голос выпевал непристойности, но смешные. Танцевали сервы тоже непристойно, высоко задирая ноги, так, что у сервок видно становилось исподнее, а еще мужичье прижималось к прачкам так, как прилично только вдвоем в спальне, когда никто не слышит и не видит. Но весело им было. Они хохотали, прыгали в этой своей вегашке, пили своё пойло и ели огромными ломтями печеное мясо, слизывая с пальцев жир. А Кера стояла в тени прачечной и смотрела. Смотрела, пока какой-то бородатый простец ее не заметил. Хохотнул, шатнулся в Керину сторону, но узнал и отшатнулся обратно. А Кера развернулась и почти убежала...
Вечер темнеет. Когда в углах большого зала тени начинают походить на чернильные сгустки, а Листат вносит свечи в медных канделябрах, появляется Мэридит. Это значит — пора. Можно. Свечные огоньки проседают и вновь подскакивают, воск, стекая по желтоватым бокам, застывает криво, горбится и набрякает. Карменсита достает свирель, Марго — мандолу. У Марго здорово выходит, хотя рука у него выглядит страшновато — вся какая-то покореженная, мизинца не хватает. Это, говорят, ему в войну руку попортили. Вместе с Кармен Марго выводит какую-то сложную и не очень веселую мелодию, потом присоединяется Листат. Листат поет известную балладу о Моргане и рыцаре Ганелоне.
А после третьей кружки свечи подмигивают уже весело, и Мэридит смеется с Кристофором и Согдой. Выходят к столу Ирэна и этот ее рыцарь. Рыцарь выглядит совсем здоровым, Ирэна же очень бледна и, пока идет, тяжело опирается на руку рыцаря. Ирэне наливают сидра, рыцарь пьет тоже, но пьет из небольшого кувшина. Это только для мужчин.
Малышня дорвалась до сладких пирогов и варений. Сейчас эти мальчики и девочки напоминают маленьких худеньких мышат. Оживленные глазенки сверкают любопытством. Уши развесили, слушают взрослые разговоры. Сейчас видно, что это всего лишь дети.
Ирэне зябко, её рыцарь доводит её до камина, опускает в кресло. Кера смотрит на рыцаря и на Ирэну, и поднимаются какие-то смутные подозрения, но приятные. Впрочем, больше Кера смотрит на Лина. Он еще подрос, а плечи у него теперь уже совсем широкие, как у взрослого мужчины. Большую часть времени Лин молчит. Если говорит, то скупо, отрывисто, часто не заканчивая мысли. Между третьей и четвертой кружками Кера долго смотрит на Лина. Когда отвлекается, то оказывается, что малышню из-за стола словно ветром сдуло. Куда-то подевалась. Зато появились птички. Зеленые. С красными крылышками. На грудках желтенькое. Хвостики голубые, в полосочку. Птички скачут по столу, по лавке, чирикают и клюют крошки со стола. Птички похожи на попугаев из книги.
В поисках объяснений птичнику, в который вдруг превратился зал, Кера вертит головой.
Ирэна сидит в кресле. Огонь камина швыряет на ее лицо и плечи оранжевое тряпье, лицо в оранжевом кажется юным и утомленным, но счастливым. Вот оно, понимает Кера, вот! Счастье! Вот что подозрительно и приятно совершенно особенным образом. Как если бы что-то недозволенное, но желанное... У ног Ирэны, на тканом сером ковре, рыцарь. Рыцарь смотрит в огонь, профиль у рыцаря красивый и тоже усталый. Какие же бывают красивые! Еще на ковре вся малышня скопом. Птички скачут по детским рукам и плечам, весело скворчат и склевывают с ладошек кусочки пирогов.
- Цветные полосатики. Это цветные полосатики! - возбужденно сообщает вдруг Винер. - Полосатики! Как у меня дома! В моем настоящем доме! Не здесь!
И становится очень тихо. Даже, кажется, огонь перестает трещать поленьями.
Полосатики с негромким писком тают в воздухе. Сначала их тельца бледнеют, потом хвостики растворяются, как порошок омелы в воде, бледность усиливается в спинках. Последними исчезают полоски шеек. В воздухе разливается холодный запах грозы. Все смотрят на Мэридит. Мэридит смотрит только на Ирэну. Винер продолжает бормотать себе под нос нечто с видом отрешенным и мучительно-счастливым. Мэридит пробует что-то сказать, раз, другой открывает рот. Потом машет рукой. Гроза уходит. Ирэна обмякает.
Потом зайди ко мне, Ирэна.
Все старательно делают вид, что ничего не произошло. Марго возвращается к мандоле, Кристофор к вину. Но праздник потихоньку сходит на нет. В вечернем перезвоне Кера уходит из зала вслед за совсем хмельным, но еще прилично держащимся Лином. В зале остаются Листат и Кристофор. Малышня уже спит.
Кера сначала тоже думает идти спать, потому что праздничное настроение сменяется настроением щемящим и, конечно, нетрезвым. От этой нетрезвости и щемящести чуть не впервые хочется сесть и заплакать. Не от обиды или горя, а просто поплакать. В таком настроении Кера выходит во двор, а на дворе уже разлился вечерний густой полумрак. Он похож на овсяную болтушку. Небо, запертое в башенные стены, истыкано булавочными дырками звезд. На дворе стоит Лин и пялится в небо, задрав голову. На звук шагов оборачивается, в полумраке его голубые глаза кажутся зелеными, кошачьими, а светлые волосы налипли на потный лоб. Дышит Лин загнанной лошадью. Странно, очень странно смотрит на Керу.
- Лин, ты чего?
Смеется.
- Пьяный я, - говорит. - И я видел, как ты на меня весь вечер пялилась.
- Ааа... Понятно.
И ничего Кере не понятно. Лин пьяный улыбается, Кера в ответ тоже улыбается. Ей уже хочется не плакать, а хочется оказаться на широкой постели Кристофора. Сразу вспоминаются давние неотвязные сны. Очень Лин похож на большую хищную кошку.
И тупик. И там Лин — большой и грубый. Потом коридор. Опять столкнулись с Кристофором. Опять поругались. Лин дышал и хрипел, как лошадь рыцаря. В келье у Керы на узкой кровати Лин шипел и поминал ляда. Был груб и жаден, и ненасытен. Но не такой, как Кристофор. Совсем неловкий и словно ничего не соображает и не умеет. И на втором звоне он, пьяный и какой-то дурной совсем, шарил в темноте, искал шоссы и рубашку. Сопел и ругался.
Когда он ушел, остался какой-то осадок. В темноте Кера проскользнула через коридоры и молчаливые залы на кухню, оттуда, через дверной скрип, в ночной свежий воздух опять с привкусом дождя, двор и булавки звезд. Снова скрипела дверью, в купальне стоял влажный туманец. Вода в бадье никак не хотела согреваться... Босые ноги стыли.
А назавтра Ирэна уехала со своим рыцарем из Гаммельна.
Даже не так — Гаммельн изгнал Ирэну.
***

Morowell Прекрасная леди (25 Окт 2011 00:42)

Александра Огеньская
Ну вот, на самом интересном. Очень хочется еще! Пожалуйста! Embarassed

Александра Огеньская Прекрасная леди (25 Окт 2011 06:38)

Вот - еще. Я просто медленно правлю текст Smile
***
- Просыпайся, маг! - теребили за плечо.
Просыпалась Кера обычно легко, достаточно было только заслышать звук гаммельнского колокола, однако сейчас в глаза словно бы насыпали песка, а веки тяжелые, как свинцовые.
- Чего тебе?
- Ты велела разбудить через пять часов.
- А, это ты, капитан... Может, чего пожрать и выпить принесешь?
Возможно, рыцари и дворяне не обязаны подносить еду усталым голодным магам, но капитан кивнул, вышел из палатки, очень быстро возвратился. Кера только и успела обнаружить, что спала в своей собственной палатке и на своем одеяле, найти сумку, а в ней гребенку.
Капитан принёс небольшую серебряную фляжку с вином, солидный кус солонины и ломоть хлеба. Во фляжке обнаружилось очень хорошее вино, не та кислая дрянь, которую все здесь пьют. Вино капитана оставляло на языке густое послевкусие вишни и земляники, бодрило, в желудке растекалось теплом. За такое вино можно было бы смириться с едой похуже, чем солонина и хлеб грубого деревенского помола.
- Моя гордость, аньежское полусладкое, - мимоходом пояснил капитан. - Так каков план на сегодня, маг?
Кера, ощущая легкое приятное головокружение от вина, неторопливо дожевала хлеб.
- Что Гвендолен?
- Жив. Всё еще спит, - а вот сам капитан, как видно, после тяжелой ночи так и не нашел времени отдохнуть. Выглядел сущим врэком.
Спрашивать, все ли части тела у Гвендолена Анри Бежолена, графа де Фуа, на своих местах, Кера не стала — сама потом поглядит.
- Значит, сейчас у тебя тридцать пять воинов. Негусто.
- Для чего негусто?
- Ну, хотя бы для того, чтобы продержаться следующую ночь. А вообще, не хотелось бы дотягивать до следующей ночи. Поэтому мы пойдем сейчас. Просто заткнем дыру. Бессмысленно с ними воевать, если их не становится меньше.
- Дыру?
Да. Где-то должна быть дыра.
Возьмись капитан спрашивать, что за дыра и куда ведет, вряд ли он получил бы вразумительный ответ. Просто... бывают такие. Лезет из них всякая дрянь, один выход — затыкать. Даже Мэридит не знает, что они собой представляют и куда ведут. Не нашлось почему-то ни одного смельчака, который отправился бы это выяснять.
Смельчаков теперь мало. Умных и осторожных — слишком много.
А маленький флакон боэмского стекла подмигнул ехидно и с некоторым намеком: каждая алая капелька заберет у тебя кусочек памяти. Выбирай, что не жалко. Две капли сегодня, чтобы чуять направление. Два кусочка памяти.
После двух капель мир становится ослепительно ярок, пронзителен и громок, как если бы Керу разом лишили одежды и кожи. По обнаженной до полной беззащитности Кере начинают сновать нити, обрывки и клочки магии, тут рядом лес. Большой, недобрый, старый настолько, что рядом с ним Кера — ничто, пустое место, неродившийся младенец. Все эти обрывки жалят и кусают немилосердно, им не нравится чужачка, посмевшая так нагло третьи сутки мутить здешние и так мутные воды магии. Впрочем, почти тут же привычный кокон обдает холодом и спокойствием. Боль утихает, и только сильно, властно тянет к себе далекое и непонятное. Это она и есть? Дыра? Фиолетовое пятно и вонь сточной канавы.
- Собирай своих вояк, капитан. Живо! У меня совсем мало сил.
- Да, леди!
Всё-таки леди. Кокон сосет потихоньку. Сосет память. Как же холодно. Как же спокойно...
- Что дальше?
- Едем!
Большой, дремучий, черный... Лес сводит над Керой свои грязные корявые руки, трепещет темными полотнами, вцепляется в нее когтями и клювами. Но пятно тянет, не дает сбиться и отступить.
Перецок копыт. Рыцари крепко, коротко держат поводья, нет-нет да и тянутся к рукоятям мечей. Опасливо оглядываются. Прислушиваются. Настороженно молчат. Капитан д' Эгмон второй раз пересчитывает своё крошечное войско. Вопреки опасениям, все тридцать пять человек на месте.
- Долго еще?
- Нет, - дыра не может быть далеко. Гевельфы не имеют привычки путешествовать на изрядные расстояния. - Скоро.
Лес наплывает все гуще, жирнее, толстый слой лежалой листвы окончательно скрадывает все шумы, только редкий треск сучьев да шелест листвы — ш-ш-ш, уходите! Ш-ш-ш, вы здесь лишшшние! Давление леса делается настолько явственным, что кони фыркают и пританцовывают, а всадники окончательно сложили руки на мечи. Под Керой конь идет ровно и спокойно, его задевает краем кокон.
И вот оно, фиолетовое. Шагах в ста. Пещера. Грот. Рядом тонюсенькая лесная речушка, ручей даже. И звенит комарье. Самое место для тварей. Влажно, темно, лес принимает за своих. Лес отчего-то любит таких вот выродков, напоминают они ему о чем-то, что случилось, кажется, в незапамятные времена. Кера начинает потихоньку присасываться к лесу, как младенец присасывается к груди матери. Собственных сил после исцеления удручающе мало. Но лес делится неохотно. Лес здесь не помощник. Гевельфы ему роднее и понятнее, чем наглая злая чужачка.
- Отсюда они лезут.
- Уверена?
- Капитан, у меня и в мыслях не было спросить у тебя, уверен ли ты, что правильно держишь в руках меч.
Капитан хмыкает без особой веселости.
Из пещеры веет сыростью, к лесным запахам примешиваются запахи птичьего помета, мха-перечника и псины. В непроглядной тьме можно с таким же успехом ослепить себя — так и так ничего не разглядишь. Впрочем, Кере туда соваться и не обязательно.
- Капитан, я сейчас присяду вот здесь, на полянке. И меня не трогать, я всё равно ничего не услышу и не пойму. Я буду занята. Мерку или две, как получится. Всё это время вам придется рассчитывать только на себя.
- Опять полезут твари? - капитан деловит, насторожен по-звериному и всё косится на дыру.
- Скорее всего. И они попытаются добраться до меня. Держите их, пока я не закончу.
Плащ ложится на мятую траву, на плащ падают стеклянные флаконы, кинжал и зеркала. Зеркала мутные, небо в них кажется серым, а совсем даже не голубым, деревья зато проявляют свою истинную суть — в зеркалах они тянут длинные когтистые пальцы, зловеще размахивают темно-зелеными крыльями.
Флаконы блестят так же ехидно. Они все забирают у Керы частички жизни.
… Гаммельн. Начало и конец. Дом. Единственное место, где примут и защитят. Единственное место, подпитывающее Керу силой всегда, вне зависимости ни от чего. Единственное место, которое может наказать Керу. Само. Как оно поступило с Ирэной.
… Мэридит. Никого не любит. В этом её сила. Собственная, никак не зависящая от Гаммельна.
… Кокон. Холод, в котором только и можно существовать. Хрупкий, тоненький лед на поверхности воды в тазу для умывания. Холод в глазах Мэридит. Холодная, острая насмешка Кристофора. Лин, жадный, нетерпеливый и холодный. Гаммельн — это тоже кокон. Все мы в коконе.
… Дыра похожа на Керу. Она тоже холодная и ничего не чувствует. Но она что-то понимает. Она думает, Кера — нечто вроде мухи. Большая, любопытная, но муха. Назойливая. Кера думала, что с дырой можно как-то договориться. Во всяком случае, Мэридит примерно так и объясняла: нужно попросить. И дыра закроется. Впрочем, скорее всего, взамен кое-чего попросит. Крови или какой другой жертвы.
… Из черного проема показывается первая лупоглазая тень. На границы пещерной тьмы и полуденного света замирает, нерешительно поводит крыльями. Гевельфу не нравится день, но слабенький его умишко не может сопротивляться силе, давящей в спину, толкающей тварь на верную гибель. И за спиной, за кожистыми полураспущенными крыльями толпятся уже другие лупоглазые тени, их всё больше. Дыра не хочет разговаривать. И ничего не просит взамен.
- Они пошли! Жорж, держи слева! Стоять! Стой!
… Проклятье! Придется закрывать насильно. Ничего. Кера Клюйка — лучшая. А если будет совсем невмоготу, потом потребуем платы с этого Гвендолена Анри.
Всё, больше ни о чем не думаем.
И — не думала.
Только прыгали и метались в зеркалах испуганные солнечные зайцы. Только шумели над головой вековые дубы. Эти, кряжистые и широкие, угрожающе поскрипывали и, наверно, на своем шуршащем языке проклинали нарушительницу их покоя. И за что они так любят гевельфов?
… Уно, до, терцио... ед…
- Долго еще? А, ляд, все равно не слышит!
- Капитан!
- Просто держим! Еще кого-нибудь с того света вытаскивать у мага сил не хватит!
- Да, капитан. Но она еще долго?
- Ляд её знает... Еще мерку держим.
...Квадрум... ценканто...
Меняется. Дыра пятится. Пятится и начинает тонко вибрировать. В голове Керы. Ритм плетения сбивается. В пальцах вата. Вибрирует дыра странно — с настойчивым требованием. Оставить в покое. Значит, еще и говорить умеешь?.. Ну нет. Переговоры тебе уже предлагали...
… Суасанто... цантис...
… Нет, кричит дыра, не нужно! Хватит! Ей, дыре, больно. Этим она и отличается от Керы, которой больно быть не должно. Но иногда бывает. Не нравится, дрянь?! А если тебя еще...
… Диссе... онсон...
- Всё? Капитан?
- Погоди. Стоять. Ждем. Мерка не прошла.
… Дыра вдруг подается вперед — Кера ничего не успевает предпринять. Застит свет, поляну, отчаянно вцепляется в Керу, расстилается у ног, как если бы в них рухнула сломленная горем просительница... Или так кажется?... Вот эти все — желтоглазые, пахнущие кислым, нелепые, на свету жалкие — это дети. Какие ни есть, а дети. Вот этой вот дыры. Она их рожает, она отпускает их, чтобы они охотились, плодились, заселяли лес, пили воду из ручья. Она хочет для них жизни. Не трогай моих детей, кричит дыра, и облизывает керины ноги, отзови своих палачей!
- Кажется, всё...
- Ждем. Я сказал.
… Вот оно как. Лес шумит — дети. Лупоглазые, крылатые уродцы. Один такой разделал Гвендолена так, что все жилы наружу. Гвендолен, спрашивает дыра, это ребенок Керы? И вот эти все? Кера вымученно усмехается. Да, это мой ребенок. И эти все. И те, что у реки. И те, что сторожат в деревне. Все мои. И ты, ляд побери, должна окоротить свой прелестный приплод, чтобы мои детишки твоих не порезали!...
Из глотки пещеры опять валятся желтые и коричневые. Они визжат, как недорезанные свиньи, и, кажется, не понимают, куда прут. Дыра корчится в возмущении и ужасе: она нашла своим деткам хорошее место, где вдоволь и воды, и еды, а их режут! Нет, так не годится!
Вот оно как — договариваться. Вот что имела в виду Мэридит. На миг выпроставшись из кокона, выкрикнула капитану:
- Держите их! Уже недолго!
И они держат. Днем гевельфы — всего лишь мясо, почти слепое, растерявшее ночную смелость. Держать их — всего лишь махать мечом, успевать рубить, как капусту. Дыра в панике визжит. Она не может остановиться. Но она в ужасе. Дети гибнут. Её дети. Лес хлопает крыльями-ветками как испуганная квочка.
… Ну, теперь поговорим? Дыра согласна на всё. Лишь бы не трогали детей. Кера жмет плечами. Дальше легко.
Взлетает кинжал, пьет кровь с ладони, как котенок молоко.
Дыра шипит, плюется, но кровь принимает.
Еще легче. Заключительные фразы.
Договор, шепчет дыра, у нас договор... Я забираю детей, а ты больше не лезешь... Кера соглашается. Она не дура, чтобы лезть неизвестно куда...
Дыра сыто чавкает, две горсти крови мага её удовлетворяют вполне. Тем более — такого опасного мага...
- Всё. Капитан, можете отзывать людей...
А сама ложится и смотрит в небо. Чистое, как лицо Мэридит, умытое росой. Рука ноет. Но, перетянутая платком, затихает.
- Ты сама-то как, маг? - подходят ноги в сапогах со шпорами. Бряцают.
- Одну мерку отдохну, и можно ехать.
- Ну-ну, - сомневаются ноги.
- Пришлешь ко мне Гвендолена. К ночи.

***
Всё-таки рыцарь красивый. Очень. Кера ужасно завидует Ирэне. А еще Кере страшно и сладко. Сладко — потому что Ирэна на самом деле любит этого рыцаря. Рыцаря зовут Юстин. Ирэна очень нежно произносит его имя, и еще так сокращает, получается «Юст».
Мэридит в ярости. Кера не знает, что у них там с Ирэной случилось, но после, уже во дворе, Ирэна кричала, что любит этого своего Юста, и никакой Гаммельн ей не указ. Выглядит Ирэна еще хуже, чем на празднике, лицо у нее совсем белое и в бисеринках пота. Рыцарь держит Ирэну под локоть. Рыцарь безмолвен, спокоен, а свободную руку держит на рукояти меча. Словно меч может защитить Юстина и Ирэну от гнева разозленной Мэридит.
Кера ждет, затаив дыхание, что же дальше будет. Испепелит ли Мэридит преступницу «карающим огнем» на месте или всего лишь запрёт? И как быть с рыцарем? Он дворянин, а с дворянами всегда сложно. Они королевские вассалы. Просто выгонит?
Происходит совсем неожиданное. Мэридит всё еще стоит, бледная от гнева, безмолвная, сжимает и разжимает кулаки, а Ирэна вдруг придушенно всхлипывает и начинает пятиться к воротам. Рыцарь теперь плетется за ней, как привязанный. Рука на рукояти меча безвольно отмеряет ритм отступления — шаг, и еще шаг, и вот нога запинается о камень мостовой... С тяжелым, натужным хрипом открываются ворота — сами. Это не Мэридит точно, и вообще во дворе никто не колдует. Медленно, трудно, через сопротивление цепей и барьеров, но ворота открываются... Кристофор наблюдает за Ирэниным приближением к ширящейся щели в воротах с таким напряжением, словно бы от этого зависит его жизнь. А потом Ирэна с рыцарем просто доходят до ворот и исчезают в проеме. Створки с лязгом опадают назад. И всем во дворе сразу становится легче. Остановившееся было время бежит дальше. Схлынуло огромное напряжение, разлитое в воздухе. Кера вдруг замечает, что все эти долгие мгновения забывала дышать. И теперь глотает воздух жадно, как загнанная лошадь.
Мэридит торжествует. Красивые губы искривлены в злой, обидной улыбке:
- Ирэна больше не маг. Сам Гаммельн покарал отступницу. Так будет со всяким, нарушившим правила. Не повторяйте её ошибок. Я запрещаю вам произносить даже ее имя, слышите?!
Представление заканчивается. Все расходятся по своим делам.
Кера стоит еще на дворе, обещает себе, что навсегда запомнит имя рыцаря — Юстин — и будет держать при себе, за пазухой, как камень. Потом вспоминает, что занятие идет полным ходом. Ох, накажут...
***

Александра Огеньская Прекрасная леди (28 Окт 2011 08:59)

***
Плелась каурая. И ее по краю задело, видать, когда дыра сосала кокон.
Плелись усталые рыцари. Свое палашами и мечами они на сегодня отмахали.
Где-то далеко плелись обратно от реки в деревню усталые и уставшие бояться вилланы. Их смирные дети молчали, и молчали спасенные от тварей коровы.
В палаточном лагере оказалось тихо. Остались на хозяйстве три оруженосца, Керин паж (она так и не успела еще запомнить его мордочку, не до того было, но даме, оказывается, полагается паж), певчий, конечно, и оба кашевара. И где-то там, в палатке сэр Гвендолен отсыпается. Оруженосцы торчат на подступах к лагерю с арбалетами и дергаются от каждого звука. Прислуга и паж забились в палатку и там сидели тихо, как мыши. Про еду для трех десятков голодных, взрослых и злых после облавы мужиков кашевары, впрочем, не забыли, и по лагерю плыли сытные запахи варева.
На цокот и ржание коней, почуявших скорый роздых, повыскакивали, загалдели.
Капитан спешился, огладил свою игреневую, сдал под заботу своему оруженосцу. Тяжело подошел к Кериной каурой, помог спешиться «даме». «Даму» ноги держали с трудом. Тут подскочил паж, рыжий конопатый мальчишка, подхватил сумку госпожи. Каурую Мирру взял под уздцы высокий сутуловатый юноша с едва пробивающейся жиденькой щетинкой, оруженосец Гвендолена.
Суета в лагере перехлестнулась через все возможные рамки. Челядь, напуганная дальними завываниями, трусящая орд гевельфов, отходила от испуга.
В палатке Кера упала на подушки — и нашлись же где-то подушки! - и решила, что сегодня даже колокола Гаммельна не заставят ее подняться. Паж суетился, прибирал вещи «госпожи», каждый раз смешно выспрашивая, что она желает надеть завтра, что желает есть на ужин, какие у нее вообще пожелания... У Керы пожелание было только одно — чтобы мальчишка поменьше болтал. А уж с остальным Кера разобралась бы сама. Но мальчишка так желал угодить, что шипеть и плеваться ядом не достало пороха.
Чуть позже заглянул капитан. Умытый уже, в чистой рубахе, по-прежнему усталый, но уже слегка оживший.
- Маг?
- Капитан.
Этот человек больше не казался Кере горным орлом. Он виделся... сложно объяснить даже самой себе... тем более, Кера не была приучена в себе копаться... теперь этот человек начал почему-то вызывать в ней почти такой же трепет, как Мэридит. Разве что этот не мог спалить «ведьминым огнем» или наслать дурацкий сон. В нем была другая сила, далекая от магии, но оттого не менее опасная.
Вы молодец. Леди.
Развернулся и вышел. А Кера так и не сообразила, что ей с этой похвалой делать.
И пришел граф де Фуа. В нем с трудом угадывался недавний почти готовый мертвец Гвен. Только бледность.
Госпожа? Вы меня звали? - склонил светлую голову в приветствии.
Да.
У Гвендолена оказались очень правильные, красивые черты лица и приятный голос.
- Наверно, я должен поблагодарить вас за мое чудесное спасение, госпожа.
- Садитесь, граф...
- Гвендолен! Просто Гвендолен для вас, госпожа!
Еще он робок, благодарен и сейчас готов на всё. А Керино усталое тело так жаждало... Нужна была сила — подпитаться взамен истраченной. Нужны были эмоции взамен отнятых. Этот граф обещал быть пылким и нежным.
- Садитесь же!
Раскиданные пажонком подушки словно сами собой подворачиваются рыцарю под ноги.
- Может быть, вина? Вы ужинали, Гвендолен? Вы, наверно, голодны...
Глаза графа послушно стекленеют. Сейчас уже перед ним самая красивая женщина на свете. То есть не так — самая любимая женщина. Может быть, его невеста или дама сердца... Есть у него дама сердца? Должна быть.
Вбегает паж, несет фляжку, остро и пряно пахнущее мясо на вертеле, деревянные миски и котелок. Есть тоже хочется. Даже одурманенному Гвендолену. Паж достает откуда-то серебряное блюдо, серебряным ножичком споро нарезает мясо. Гвендолен смотрит влюбленными глазами, Кере немного обидно — не ей предназначаются эти взгляды, воровка она, присвоившая чужое.
Паж заканчивает сервировать «стол», деликатно, пятясь, покидает палатку.
- Угощайтесь, Гвендолен...
Стеклянно-голубые глаза горят нестерпимым восхищением:
- Вы сегодня особенно прекрасны... Юлия...
И всё. Настроение подпитаться силой схлынуло. Как и не было. Осталась только горечь.
Голубые глаза изумленно прячутся в пушистых ресницах. Всего лишь на миг.
- Простите. У меня было какое-то помутнение, кажется. Я... ничего вам не наговорил?
- Нет. Всё хорошо. Ешьте. Мне хотелось бы поговорить с вами о драконе.
И вечер прошел в затертых картах, свечах и рассуждениях о том, где мерзавец может быть сейчас и куда направится в ближайшее время.
Но, как показало время, все эти рассуждения были сродни тыканью пальцем в небо.


Все же рекомендую прописать в первом посте рейтинг.
Reine deNeige

Morowell Прекрасная леди (30 Окт 2011 23:13)

Александра Огеньская
Спасибо !!! Очень -очень хочется продолжения !

Алмосты Прекрасная леди (31 Окт 2011 00:16)

Александра Огеньская
Восхищена, очарована и жажду продолжения! Very Happy

Александра Огеньская Прекрасная леди (31 Окт 2011 07:26)

Reine deNeige, прописала. Это Вы правили текст? Спасибо!
Morowell, я катастрофически не успеваю нормально выправить, так что если чего...
Алмосты, новый читатель! Спасибо!

Ну а вот - продолжение:

2.
Гевельфы теперь казались вполне приятными и даже милыми существами.
На площади крохотного и грязного Гиссе побивали камнями ведьмовку. Так себе побивали, не до смерти, а только чтобы на всю жизнь отбить желание ведьмовать. Через тонкие щели жалюзи Кера могла разглядеть, что ведьмовка — молодая совсем девица, весьма хорошенькая, несмотря даже на грязь и кровь. И даже в щель жалюзи глядя, Кера могла с уверенностью сказать, что в девице ведьмовства ни на толику. Мерзкий городок. Мерзкая гостильня. Мерзкая площадь. Угораздило же капитана устроить недельный отдых именно в Гиссе.
- За что её бьют?
Пажонок Рауль Мари Андре де Берно, будущий граф какой-то там (Кера подумала, что она здесь выгодно отличается от всех абсолютно— она не графиня), отвлекся от надраивания до блеска левого сапога госпожи и удивлённо приподнял брови.
- Она же ведьмовка. Вот и бьют.
- Она не ведьмовка. Да если бы и была... Все равно не понимаю. Я маг, но меня ведь не бьют.
- Ну, вас попробуй тронь. Вы ж их сразу — ух! - широко улыбнулся Рауль. Потом, видимо, решил, что такое вульгарное выражение восхищения недостойно будущего графа, и чопорно добавил: - Подлые поговаривают, что господин прево изволили посягнуть на честь своей прачки, а она слишком сопротивлялась. Тогда они разозлились и объявили, что это прачка наслала в прошлом году коровий мор.
- На честь? - толпа улюлюкала и бесновалась. Пожалуй, тут не только желание ведьмовать, тут даже рассудок у несчастной отобьют на всю оставшуюся жизнь. Кера совершенно не понимала этих людей.
- Ну да, на честь, - кивнул паж и почему-то покраснел.
- Странно, - уточнять, какая честь может быть у «подлой» простолюдинки, Кера не рискнула. Сочтут совсем тёмной. С раздражением поинтересовалась. - Почему меня запихнули в эту комнату? Окном на площадь?
- Госпоже не нравится? Капитан велел отдать вам эту комнату, сказал, что вам будет интересно посмотреть на местные развлечения. Но если вам не интересно... Они же не всегда ведьмовок бьют. У них завтра праздник будет.
Кера внутренне поёжилась — умница-капитан... Госпоже магу будет интересно посмотреть, что бывает с дурочками - «ведьмовками». Наверно, Ирэну вот так же... камнями.
- И что там, на этом празднике? Напьются вусмерть и будут горланить?
- Там еще танцы будут. И кукольники. И фокусы.... И палатки. И стрелять будут, - пылко сообщил. И удрученно вывел: - Но госпоже это всё, наверно, и правда, неинтересно... Только шумят.
- Всё хорошо, Рауль. Капитан прав. Мне очень интересно. А сейчас иди погуляй. Если увидишь капитана, передай ему мою благодарность. И попроси по возможности заглянуть ко мне.
Последний раз глянула в окно. Потеха, кажется, подошла к концу, избитую девицу отвязывали от позорного столба, а та обвисала на руках палача. Снова припомнились гевельфы.

Возможность нанести визит у капитана выдалась быстро. Кера как раз перетирала в ступке корни болотника, полуприкрыв глаза. Получавшийся под терпеливыми руками порошочек пах пыльно и сладко. Ненавязчиво что-то напоминал, крутились какие-то паутинки и клочки, но так и не вспоминалось. Какая-то большая зала, вся в позолоте, вся сверкающая свечными огоньками — такой роскоши не бывало даже у Кристофа и Мэридит!.. Какие-то люди в цветных одеждах. Тут, Кера уже привыкла, почти все серые, в небеленом ходят. Как воробьи. Краска для ткани очень дорогая, почти предмет роскоши. Даже простая Керина бордовая куртка, как оказалось, привлекает к себе излишнее внимание. Где уж им, простецам... А там, как подсказывали обрывки, все были обряжены в яркое, сочное, дорогое. Вспомнить бы...
Деликатный стук.
- Можно?
- Войдите, капитан.
С сожалением отставила ступку.
- Мне мальчишка сказал, что вы меня звали, леди.
Подошёл ближе и в нос ударило крепким винным духом. Как видно, капитан успел уже подготовиться к предстоящему празднику.
- Да. Но я не уверена, что вы.... что вам удобно сейчас обсудить интересующий меня вопрос.
- В том смысле, что я уже перебрал? - неожиданно сухо и вполне трезво скривился в ухмылке. - Переберу я вечером. И завтра. И послезавтра. А сейчас ещё вам повезло, леди. Я готов обсудить с вами любые вопросы.
- Хорошо. Зачем мы здесь сидим? Чего-то ждем? Или нет для нас работы?
- Работа есть всегда. Только мы не железные, круглый-то год работать. Отдыхаем мы. Расслабляемся. Ты бы тоже отдохнула, маг. У нас только неделя в году. Да ещё разве Его Величество вызовет...
Не спрашивая разрешения, капитан упал в кресло — стояло здесь такое, черное и скрипучее, с высокой деревянной спинкой. Специально для благородной госпожи. На благородного господина рассчитано оно не было — жалобно застонало.
- Тогда, раз уж завтра поговорить не удастся, я все-таки хочу уточнить некоторые детали. Вы говорили, капитан, что у кого-то есть чешуйка дракона? Того самого?
Вопреки уверениям, капитан и сейчас уже был изрядно хмелен. Начинал уже клевать носом. С трудом выпрямился и мутно оглядел Керу с ног до головы.
- Того самого. Дракона-людоеда. Ее нашли на одном из разбойных мест. Кажется, барон фон Тиз выкупил ее у Равена и оправил золотом.
- Можно ли эту чешуйку теперь раздобыть?
- Желание прекрасной дамы — закон для меня! - так же мутно глядя, возгласил капитан. Потом тряхнул головой. - Нет, я еще почти трезв. Я напишу Тизу. Он жаден, как бастельская вдова, но, возможно, согласится продать назад.
- Пожалуйста, капитан, так мне будет легче найти это чудовище. Возможно, нам удастся спасти сколько-то людей.
- Сколько-то вилланов, леди. Всего лишь вилланов, - хрипло рассмеялся. - Нет, однозначно, пора уже промочить горло!
- Но, капитан...
- Никаких но. Вилланы, подлецы эти, всегда будут дохнуть, так или иначе. Не сожрет дракон, сдохнут от голода. Вы не должны их жалеть. Это их назначение и их судьба. Думайте о драконе. Его величество желает получить голову дракона. Не забывайте про это!
- Не понимаю. Тогда, с гевельфами... Вы дрались за людей. Не по воле Его величества.
Капитан помолчал. Уткнулся взглядом в пол. Кера уже подумала, что не ответит.
Встал.
- Это знаете вы. Это знаю я. Но мы никому не скажем. Это моветон. Понимаете? А, ничего вы не понимаете! Просто, пока мы в городах... пока мы в обществе... Не позорьте меня. Мы с вами — господа. Они — подлецы. Всё.
- Не понимаю...
- Ну и ляд с вами. Советую, кстати, не сидеть взаперти, как лядова монашка. Пройдитесь по городу, приглядитесь, как живут людишки. Может, это вас развлечет.
- На манер нынешнего развлечения? Понятно...
На этот раз действительно не ответил. Ушёл, довольно ловко передвигая ноги, тихо притворил за собой дверь.

Александра Огеньская Прекрасная леди (6 Ноя 2011 19:39)

Этот город, в отличие от Гаммельна, просто смердел. Плохо мощеная мостовая под ногами на площади производила еще впечатление не очень чистой, но вполне приличной. Но вот стоило углубиться в хаотические переплетения узких улочек, как под ногами начинало чавкать. Почти как в болотах Западыни. Только относительно каши на тротуарах Гессе никаких сомнений не возникало. Какая-то сварливая баба с сизым носом высунулась из узкого окошка, прокаркала нечто невразумительное и выплеснула содержимое ночного горшка едва не на Керу. Так что на кривых и узких улочках Гессе разлагается дерьмо похлеще того, в котором уляпались бравые вояки, смело ринувшиеся ловить шишиг, забравшихся в коровник и там, в навозе, весело бултыхающихся. К нечистотам добавлялось еще удивительное уродство архитектуры. Дома здесь громоздились неопрятно, внахлест, над головой почти смыкаясь надстройками и верхними этажами, переплетаясь веревками с мокрым бельем. В Гаммельне небо серое, вязкое. В пучине провинциального Гессе неба нет вовсе.
Шлеп.
Помои и отбросы. Немудрено, что капитан не нашел себе лучшего занятия, чем надираться здешней сливовой водкой. Почему он не поехал в столицу?
Шлеп.
Столица представлялась Кере чем-то вроде Гаммельна, только побольше и еще, наверно, с тьмой народа. Чем столица лучше Гессе, Кера точно понять затруднялась. Просто там король. Мэридит говорила, что король как солнце: собирает под собой самые красивые цветы, всю эту знать. Наверняка капитан нашёл бы себе...
Шлеп.
Решила уже было, что ничего не надет стоящего в паутине почти звериных лазов — иные улочки едва пропускали и одного пешего — но упрямство вело. Крепостные стены и ворота Гессе, говорили, стоили внимания.
Шлеп.
Звериный лаз улицы внезапно оборвался крохотной площадью. На удивление чистым и опрятным двориком. На дворике в кадках вились зеленые мережки, шелестел фонтан. Маленький, беленький, со скорбящим ангелом, обессиленно приникшим к изножью креста. Не фонтан даже, просто скульптура, по какой-то прихоти струящаяся родниковой водой.
Кап-кап-кап.
Подняла глаза от ангела и встретила ступени. Широкие, истертые тысячами ног. Массивные двери с вылепленными крестами и какими-то сценками венчают тринадцать ступеней. Это церковь, Мэридит рассказывала. Когда у простеца нет денег на мага, или когда нет поблизости мага — подлый идет в церковь. У простецов есть свой бог. Бог этот или карает, или милует, но хоть какая-то надежда. Простецы не могут без надежды.
Кап-кап-кап.
Грязь на сапогах. На белых ступенях остаются жирные следы.
В церкви пели. Дивно красивым голосом блеклая женщина с тощими ручонками, сложенными на впалой груди, выводила слова на незнакомом языке. Вторая, наоборот, излишне полная, дородная девица в сиротском чепце вторила ей голосом низким и густым. Кроме поющих в церкви никого больше не было, но три роскошные розовые свечи в канделябре потрескивали огоньками и разбрасывали кольца ароматных дымков. Через оконца, забранные витыми решетками, пробивалось голубое небо. Над Гессе оно на самом деле есть. Просто люди отгораживаются от него как могут. Им проще, когда чавкает под ногами. Чавкает — это понятно. И как уворачиваться от водопадов нечистот из окон, тоже понятно.
Но, ляд, что делать с небом?
Кап-кап-кап.
В смущении вышла. Теперь на дворике обнаружился мужчина. Подлый, кажется. В плаще и низко нахлобученном капюшоне. Он, наверно, спешил. Проходя мимо, макнул ладонь в воду фонтана и коротко мазнул себя мокрыми пальцами по щекам. Капюшон съехал, освобождая тяжелую львиную голову, густые темные волосы в хвосте, длинный нос. Чем-то напомнил Листата. Глаза — голубые.
Встретились взглядами.
Кап-кап-кап.
Обдало холодом.

Morowell Прекрасная леди (7 Ноя 2011 01:29)

Александра Огеньская
Спасибо ! be mine!

Александра Огеньская Прекрасная леди (7 Ноя 2011 18:19)

И Вам спасибо!
Если честно, не верила, что хоть кто-то будет читать...

Shulvik Прекрасная леди (8 Ноя 2011 02:53)

Александра Огеньская писал(а):
И Вам спасибо!
Если честно, не верила, что хоть кто-то будет читать...

Будут, еще как будут! Очень нравится, затягивает. Так ммм... вкусно написано. Спасибо за творчествоSmile

Александра Огеньская Прекрасная леди (8 Ноя 2011 17:04)

Shulvik, спасибо!
Ну а вот продолжение...

Первый экзамен.

Прачки за спиной шептались про Ирэну, а Лин по вечерам играл в догонялки.
Лето закончилось. Светло-серая духота сменилась темно-серой промозглостью.
В келейке Керы поселился лопоухий белый кролик. Таких белых и лопоухих раздала всем Мэридит и велела за ними тщательно приглядывать. До этого дел с кроликами Кера не имела и как поступать со странной тварью, не знала. Тварь сперва рычала и косила на новую хозяйку красным глазом, затем присмирела, пару дней посидела, забившись в угол ящика, потом начала выходить и оказалась существом довольно милым. Меланхолично жевало овощи, рылось в соломе подстилки, бродило, смешно переваливаясь с лапы на лапу. Кера подумала, что, наверно, у кролика должно быть имя, и назвала того Кристофором. Говорят, кролики много и с удовольствием случаются. Так что явно родственники с рыжим магом.
Всю осень готовились к первому экзамену. Сами. Мэридит ни словом, ни полсловом не намекнула, в чем будет заключаться испытание. Поэтому первую половину дня Кера отдавала упражнениям, вторую — просиживала штаны в библиотеке.
Ранним утром в декабре, когда туман сменился пургой, Керу разбудила сама Мэридит.
По келье гуляли сквозняки, дыхание поднималось от губ облачками. Ударили первые настоящие морозы.
- Одевайся. Живо. И бери кролика. Да-да, бери. Сегодня он тебе пригодится. Не думала же ты, что я его так просто тебе дала?
Просто Мэридит не делала ничего и никогда.
Кролик еще спал, зарывшись в сено. Прижала к груди, как куклу. Кролик слабо трепыхнулся и замер.
В главной зале ждали еще семь человек — Кларисса, Лин, Франке, Фойст, Корела, Эда и Либра. Все заспанные, у каждого на руках по кролику. В зале тихо и почти физически ощущается напряжение. Это и есть оно — Первое Испытание. С большой буквы. С красной строки. И это, конечно, запишут в свитке хроник Гаммельна. В первый день настоящей зимы восемь юношей и девушек были призваны к Первому испытанию. Колоночка из восьми имен. Послезавтра в свитке появится еще одна колоночка. Сколько имен окажется в ней? Семь, шесть? Меньше? Первый экзамен удается выдержать далеко не всем.
- Маг не поддается эмоциям. У мага нет привязанностей. Маг всегда спокоен, - Мэридит вот спокойна. Проговаривает давно затверженное всеми наизусть главное заклинание любого мага. Согда плакала у себя в комнате. Один раз. Дверь была приоткрыта, а Кера шла мимо. Согда тогда сидела,уткнувшись лбом в стену, подтянув колени к подбородку, и тряслась в рыданиях. Всё повторяла, что маг всегда спокоен... У мага нет привязанностей.- Помните об этом, когда придет время показать свои таланты. И еще об одном помните — каждый из вас должен бороться за свою жизнь. Это ваша святая обязанность. Ваши жизни нужны Гаммельну. Бороться до последнего. Идти напролом. Не останавливаться ни перед чем. Ничто не имеет значения большего, чем вы сами. Боритесь. С чем угодно, с кем угодно и какими угодно способами.
Лин глупо ухмыляется и подмигивает. Клара решительно поджала тонкие губки. Франке как всегда мужественен, а его шрам добавляет облику решительности пойти и выжить.
И падает ледяная белизна.
***
- Госпожа! Госпожа Кера! Скорее откройте!
Пажонок Рауль долбился в дверь как полоумный. А снились орды гевельфов, за какой-то надобностью набившихся в комнату гостиницы, толкающихся, визжащих и царапающихся.
- Что, Рауль?
- Госпожа маг, откройте мне! И откройте окно!
Дверь едва не сорвали с петель. Окно распахнули, впуская в комнату запахи перегара и дыма.
- Что случилось?
- Смотрите...
Никогда Кера не верила, что хоть одно живое существо может быть настолько большим. И что это существо может летать. И что оно такое красивое. И что на темно-синем, траурном фоне неба оно — как бархатная черная дыра. У этой дыры крылья на полнеба, и звезды блекнут и прячутся от нее в испуге.
- Ооо...
- Дракон! Госпожа Кера, дракон! Он нас всех съест! И сожжет!
- Не кричи.
И тут дракон, растянув свои крылья еще и совсем закрыв звезды, дохнул огнем. Длинный оранжевый язык вытянулся, завился, изошел ярким светом и отозвались тут же крыши городской ратуши и замок прево. Поднялся многоголосный вопль, площадь пришла в движение. Люд бежал, суетливо толкался, тащил на спинах какие-то узлы, плакали дети. Кто-то требовал воды, много и немедленно.
- Леди! Да сделайте же что-нибудь!
- Где капитан?
- Простите, леди, но его светлость сейчас... спят, их не могут никак разбудить.
- Пьян, ты хочешь сказать. Капитан пьян. Ляд бы ему в душу... Позови Гвендолена!
- Тоже...
- Ляд побери, кто-нибудь есть здесь трезвый?!
- Господин Ламберт...
- Тащи сюда господина Ламберта!
Как красив! Смертельной, опасной красотой...
- И вели седлать Мирру! Или оруженосцы тоже пьяны?! Ну!
- Сейчас, госпожа...
Крыши пылали. Ляд подери, как они могут гореть?! Черепица же не горит! Черное бархатное чудовище изогнуло шею, снова сплюнуло клок оранжевого огня... Словно в насмешку вспыхнула еще одна крыша, дескать, горит черепица, еще как горит! Ляд! Искала дракона — вот, получи! И что теперь с ним делать? Спокойно... Дракон — большая рептилия. Ящерица. Огнедышащая. И времени-то нет устраивать ловушки. Что остается? Тенета? Хватит ли сил?
На улице дышать стало невозможно — дымно, глаза разъедало, вертелся в воздухе пепел. Мирра выплясывала, прядала ушами, фыркала. Кера подошла, положила руку на разгоряченную шею лошади. Кокон уже холодил кончики пальцев и лошадь присмирела. Рауль тащил на двор Ламберта. Это было очень хорошо слышно даже несмотря на уличные визги и вопли. Ламберт, тоже граф, а вообще мужчина крупный, зверкой внешности. И ругался соответственно. Если бы Кера не знала, что в отряде д'Эгмона только благородные, подумала бы, что обычный головорез из тех, которые попадаются на тенистых дорожках в Фаджольском лесу. Ламберт бежал за Раулем и рычал всякую дрянь. А на пороге замер, во все глаза уставившись в небо. От изумления только и выдавил:
- Мааатерь моя небесная!
- Не стойте как истукан, граф! Скорее!
- Мы... что.. будем с ним... вдвоем?
- Если бы вы не надрались, как сапожники...
Какой же он всё-таки большой... Маг ничего не боится. Мирра совсем успокоилась. Дракон — большое черное пятно. Странно, что он еще не улетел никуда....
Огонь. Духота и дым. Узкие улицы. Лошади нервничают несмотря на кокон. Грязь.
- Задница Главного Бога! - восклицает ежеминутно Ламберт.
От ратуши остался черный остов, курящийся запашками паленого мяса и чего-то еще тошнотворного. Улицы петляют, простецы, Рауль (этот-то чего привязался?!) и Ламберт, не видят, как тонкая нить тянется за лошадями. Вьется кольцами, свивается в паутину. Дракон мало похож на муху. Вчерашний дворик. А вот фонтана и кадушек с мережками нет. Нечто похожее на обиду — единственное приличное место в этом Гессе. Интересно, успели ли спастись монашки. А дракон притомился, как видно. Сидит на крыше бывшей церкви.
Очень близко.
За спиной тоненько вскрикивает Рауль. Сосунок еще совсем, а вот привязался. У простецов ничуть не лучше, чем в Гаммельне... Тоже... детей...
- Уходите...
Почему-то очень тихо. Только огонь трещит, выхватывает из темноты то выбитые зубы окон, то закопченные стены. Когти у дракона просто огромные, со стальным отсветом. Лошадь Ламберта пятится. Она умнее хозяина. Кокон дрожит в предвкушении. Длинная драконья шея изгибом напоминает узкое горлышко бутыли вина.
- Быстро уходите! Я не могу начинать, пока...
Дракону надоело сидеть. Длинная шея изгибается и большая морда пускается ниже, ниже... Лошадь Ламберта шарахается. За спиной слышится цокот копыт. Животные умнее людей. Можно начинать.
И серые нити паутины натягиваются.
Дракон вздрагивает и начинает бить крыльями. Серые нити липнут к ним, как сладкие нити патоки. Сосет силы кокон. И что-то уходит из памяти навсегда. Наверно, это блекнет Лин. И хорошо...
Дракон бьется, как птица, попавшая в сеть. Под когтями каменная кладка церковной стены крошится, как хлеб. Паутина трещит, но держится.
- Как она его...
А потом дракон странным образом изгибается... большая голова клонится совсем низко.
И глаза у дракона синие-синие. И холодные. Они что-то Кере напоминают. Прошибает внезапным ознобом. Почему дракон никак не успокаивается? Паутина же должна пить его как губка...
И тут дракон начинает хохотать. И нити паутины стекают с него, как вода. Серыми струйками.
И еще ругаются за спиной.
В синих, очень красивых глазах дракона презрение и понимание. Девчонка-маг и большая черная смерть. Очень красивые глаза... Они говорят: искала меня? А я про тебя все знаю. Маленькая мушка в вазочке с вареньем. Они говорят: я тебя тоже искал. Они говорят: ну вот и всё.
А черепица горела, потому что это необычный огонь. Магический.
И смерть разевает пасть, а оттуда вырывается оранжевое. И не горячее оно. А как ветер. Бьет и ломает кости.
Магу не бывает больно.
Но если маг умирает? Но ведь город... И кокон взрывается осколками.
… - Маг! Ты живая? - как из колодца.
Кто-то всхлипывает.
Подхватывают на руки и от этого так больно, что Кера кричит. Хотя маги не кричат.
- Тише... Бедная... А дракон улетел. Как поджаренный. Только держись, а то капитан бОшку мне оторвет. И яйца.
… Длинные узкие улицы. Мирра всхрапывет. Или это не Мирра? Держат на руках. Трясет. Каждая косточка в теле переломана и каждая от тряски взвизгивает.
- Дорогу! Дорогу, отребье! Дорогу магу! Она ваши вонючие жизни спасала, гробилась!
… Дышат перегаром в лицо. Режет глаза свет. Это капитан.
- Ри... мо...
- Что же ты так... девочка... без нас полезла...
Хочется сказать, что немного бы от них было толку. И вообще. Не следовало так надираться.
- Что теперь делать? Ты только не умирай... Тут какой-то лекарь есть.... За ним послали. Девочка... Мне вас всех так... черт побери! Присылают умирать!
Хочется сказать, что лекарь не поможет. Но нужно бороться. Не умирать. Мэридит говорит, что нет ничего ценней собственной жизни. Бороться. Для борьбы нужны силы.
- Не... по... мо...
- Что? - наклоняется к самому лицу, дышит винными парами.
- Не ...по.. мо... жет. Нужны... си...лы... Пить.
- Воды? Вина? Эй, вина!
- Нет... Дай.. мне... силу... От... че... от чело...века... Твою... дашь?
- Силу? Черт подери, не понимаю ваших магических заморочек! Что делать?
- Ляг... ря... дом... Вот … так... Обними.
И он обнимает. И дальше Кера узнает про капитана всё.

Shulvik Прекрасная леди (8 Ноя 2011 22:39)

На самом интересном месте оборвалось... Хочу еще! Wink

Александра Огеньская Прекрасная леди (9 Ноя 2011 06:46)

Вот Вам ишшо Smile

***
- И где это мы? - Лин приподнимает брови. Брови у него загляденье — тонкие и светлые. За эти брови и еще за смазливость Фойст и Франке называют его девчонкой.
Клара зябко ежится — тут снег и холод. Совсем непохоже на Гаммельн. Мэридит не предупредила и никто не догадался прихватить плащи.
- И что Мэридит имела ввиду, когда нас сюда отправила? - задает главный вопрос Кера. Ни намека на человеческое жилье. Белизна до самого горизонта, куда не кинь взор. И холодно. Ветер пронизывающий, метет мелкую снежную взвесь в лицо. Кера поспешно поднимает барьер, тут же ветер и холод исчезают. Кролик на руках обеспокоенно заерзал.
- Ну а что она могла иметь ввиду? Наверно, мы должны найти дорогу домой? - Франке демонстративно зевает и обливается голубым сиянием. У него барьер красивый, яркий. Франке никогда упускает случая прихвастнуть этим своим барьером. Говорит, такой что угодно выдержит. Насчет чего угодно Кера не знает, пока кроме необычного цвета ничего особенного за барьером Франке не замечено.
- Наверно.
«Дорога домой» звучит для Керы странно. И в восемнадцать лет она так и не научилась называть Гаммельн домом. Дом для Керы остался чем-то далеким, неясным, как маяк на море из стихотворения преподобного Лаурена. Дом — это комната, куклы и из окна вид на площадь. Кера не знает даже, как назывался тот город... А Согда никогда не скажет. Возможно, Согда и сама не знает.
- Тогда нужно искать? - робко предлагает Либра. Она вообще самая робкая и мелкая. Напоминает мышку — всегда прячется по углам, всегда чем-то напугана. Её и не драли-то почти, а она Кристофора до смерти боится. В его присутствии начинает заикаться.
Целую мерку, наверно, напряженное обдумывание и переглядывание. Наконец, Эда нарушает молчание. Эда чем-то сильно напоминает Мэридит. Не внешностью, Эда страшненькая, с простецким крестьянским лицом, широкая и бесформенная, похожа на всех этих прачек, кухарок. А вот взгляд как у Мэридит.
- Это экзамен. И кто-то его пройдет, а кто-то нет. Тут каждый за себя. Лично я не намерена всех вас тут вытаскивать.
Фойст фыркает — кто еще кого вытащит!
- А Эда права. Тут каждый за себя. Лично я ухожу искать место, где можно спокойно поработать с силой. И никому не советую за мной идти.
- Я тоже, - пожимает плечами Франке. - Почему я должен кого-то на себе тащить?
- И я... - Лин ухмыляется и, круто развернувшись, быстро удаляется в белесое верчение.
- Ну и я тоже, - Корела сосредоточенна и серьезна.
В конце концов остаются только Кера и Либра. Либра улыбается виновато. Она знает, что когда говорили про «кого-то тащить», имели ввиду ее, маленькую и слабую мышку. Но не решается повернуться и уйти.
- Расходимся? - неловко предлагает Кера.
- А можно, не будем? - жалко просит Либра. Кера пожимает плечами. Лично ей никто не мешает. Кера даже полагает, что не стоило бы никуда уходить. Какая разница, где погружаться в транс? Так какой смысл тратить силы на ходьбу?
- Мне всё равно. Как хочешь. Но я лично намерена сидеть здесь.
***
...Маленький Римо рос в большом и очень старом замке. Замок этот стоял на холме, а вокруг расстилались поля. На полях подлые пахали, гоняя своих изможденных бычков и лошадок, а то и сами впрягались в плуги. За полями начинался лес, и, говорили, там живет страшный людоед-оборотень, который днем выглядит как обычный человек и заманивает к себе маленьких мальчиков и девочек, а ночью превращается в злого медведя и всех съедает. Поэтому Римо опасался бегать в лес, а довольствовался только полями и озером. Во дворе замка был еще маленький садик, в котором вечно пузатая и усталая мама Римо разводила цветы и травы, но потом мама куда-то из жизни Римо делась, и садик пришёл в запустение. От былых времен в нем остались белые головки валерианы, желтый чистотел и одичавшие алые розы. Еще были дубы, на ветвях которых было удобно сидеть и сверху оплевывать братьев и сестер.
Сам замок вечно на памяти Римо был погружен в полумрак и прохладу, зимой в нем дуло из всех щелей и по ночам ветер выводил монотонное «ууууу!». В целом в замке было хорошо, но спать приходилось на одной кровати со всеми братьями и часто посреди сна, кишащего храбрыми рыцарями и приключениями, Римо оказывался на полу. Самым любимым местом Римо была кухня, поскольку на кухне велись интересные разговоры про разбойников и войну, а Римо хотел, как вырастет, стать или разбойником, или, на худой конец, королевским капитаном. Еще на кухне иногда перепадали краюха хлеба с шматом мяса, кусок пирога или даже немного меда. Еще на кухне часто сиживал Ализ, «дядька». Он периодически занимался поркой всего потомства мужеска пола от графа д' Эгмона, но чаще строгал мечи из дерева и делал камышовые свистульки.
Вообще граф Феликс д'Эгмон более всего в жизни преуспел в произведении потомства, а менее всего — в разыскании средств для его содержания, поэтому Римо был обычно босоног, чумаз и полуглоден, но абсолютно доволен жизнью и позже раннее детство вспоминал с благодарностью. Потом в замке поселилась новая хозяйка и жизнь круто поменялась. Эту женщину Римо невзлюбил с первого взгляда. Того самого, который она кинула на подвернувшегося под ноги мальчонку. Презрительного и злого. Возможно, новая отцовская жена была не виновата в том, что не получилось у нее полюбить семерых графских детей от первого брака, или же сказалась разница в возрасте — сорокалетний отец Римо взял в жены шестнадцатилетнюю дочь соседей, еще более захудалых, тогда как старшему сыну графа было уже почти двадцать.
Тем не менее, с той поры жизнь Римо в родном доме превратилась в сплошное избегание подначек, обидных наказаний и мелочных придирок. Поэтому, когда пришла пора пристраивать его в пажи, неизбежное, наверняка теперь уже навсегда расставание с замком, братьями и сестрами, отцом Римо воспринял спокойно и даже с радостью. Он знал, что станет или капитаном, или разбойником. А большего ему и не нужно было.
- Что с драконом?! - выдралась из чужой жизни как из болота. Про дракона помнила всё равно, несмотря на переживания и горести радости маленького Римо. Подскочила на кровати, но тут же рухнула обратно — только показалось, что появились силы. А на самом деле только-только начали срастаться кости. Кажется.
Капитан, похожий на отжатое прачкой белье, лежал с закрытыми глазами и улыбался.
- Ну вот, кажется, оживаешь. А дракон улетел. Боже, какая слабость. Это так и должно быть?

Shulvik Прекрасная леди (9 Ноя 2011 22:19)

Нравится, но мало... Еще, еще, пожалуйста! Wink

Morowell Прекрасная леди (10 Ноя 2011 14:06)

Александра Огеньская
Здорово ! Удивительно ! Пожалуйста еще , еще ... be mine!

Александра Огеньская Прекрасная леди (10 Ноя 2011 18:45)

Уай, читателиииии!
Ура! Спасибо!

Ради такого случая - вот еще прода Smile

- Да. И будет еще хуже... Будем неделю лежать... наверно... Я забыла, что дракон?
- Улетел. А ратуша сгорела начисто. Пока не прогорела полностью, огонь не стихал. Странно, да?
Под руками — надежное тепло капитана. Он большой, сильный, в нем еще много жизни, а в Кере все поломалось и никак не хочет срастаться.
… Пажом Римо быть не понравилось. Он должен был прислуживать молодой леди, невесте герцога Нулемского, и леди эта Римо сильно напоминала мачеху. Такая же белокурая и высокомерная, жеманная и капризная. За ней нужно было везде таскать тяжелый хвост горностаевой мантии, в нужный момент подавать леди бонбоньерку или веер, или вышивание, или блошницу, или... тысячи разных мелочей, о существовании которых раньше даже не подозревал. Замок, в котором обитала леди, совсем не походил на родовой замок д'Эгмонов, он был гораздо меньше и не напоминал издали бесформенную серую глыбу, изящные его башенки стремились в чистую голубую высь стрелами, а внутри никогда не гуляли сквозняки, потому что все стены были увешаны дорогими коврами и гобеленами. В алькове у леди постоянно горела медная жаровенка и даже зимой было тепло. Всё здесь было иначе и Римо определенно не понимал, как здесь можно научиться быть рыцарем. Или хотя бы разбойником. Ни с чем опаснее женской шпильки Римо тогда обращаться не учили. Зато иногда учили буквам: каждую нужно было написать пергамента, проговорить вслух... если леди не нравилось, как получилась буква, нужно было смыть ее и написать заново. Потом, еще хуже, нужно было складывать эти буквы вместе. А леди постоянно сердилась, если не получалось, называла тупоголовым индюком.
Зато после леди Римо попал на воспитание к лорду. И уж тот всякими глупостями не озадачивался. Буквы тут же были заброшены, с утра до вечера Римо натачивал меч лорда, чистил его лошадь, дрался с другими пажами на деревянных мечах и носился по замку, учась находить спрятанные ловушки.
А однажды, когда Римо уже полностью уверился в том, что станет когда-нибудь капитаном, и вовсю мечтал о приключениях, они и произошли. Целый месяц лорд ходил мрачный, хмурился, о чем-то тихо переговаривался со своими рыцарями, из дальних ленов потянулись отряды. Леди ходила с красными от слез глазами, а потом вообще уехала. Тайно, ночью, с группой рыцарей. Куда, никому не сказали.
И еще через неделю Римо проснулся среди ночи от звука боевого рога.
Он вскочил, что-то натянул впопыхах и выскочил из покоев, только сейчас сообразив, что господина на месте нет. В узком коридорчике суетились. Очень тихо суетились, сосредоточенно. Только бряцал металл.
Во дворе стояла еще стылая октябрьская ночь, и стояли рыцари. Господин в полном боевом облачении тихим голосом отдавал какие-то приказы. Очень странно, что он не разбудил Римо раньше, чтобы тот помог своему господину облачиться. Римо неуверенно приблизился к рыцарям. Тогда еще, лет в тринадцать или четырнадцать... точно своего возраста Римо не знал, потому что отец точно не мог вспомнить, когда именно на этот свет появился третий, не особо нужный сын...так вот, в свои тринадцать или четырнадцать лет Римо был пока еще гораздо ниже и уже даже невысокого сэра Гэмли, немного робел этого закованного в латы леса вокруг господина. На дворе в свете костров суетились другие пажи и оруженосцы. Господин кивнул, сэр Лэндом подозвал своего оруженосца…
- Господин…
- Римо. Наконец-то. За тобой посылали. Кажется. Осада, если тебе еще ничего не объяснили. Проклятый Морсби! Неймется… Иди сейчас с сэром Лэндомом и внимательно слушай, что он скажет.
Сэра Лэндома за спиной называли Черным вдовцом. Говорили, что когда-то давно он повесил в собственном саду неверную жену и ее любовника.
- Да, господин.
Сэр Лэндом совсем не напоминал женоубийцу. Он шёл размашисто, торопливо, по узким коридорам, которые Римо помнил слабо, отпирал двери, которых Римо вообще не помнил, и за ними начинались совсем узкие коридорчики, в которые широкоплечий Лэндом проходил только боком.
- Запоминай! Второй раз не покажу. Вот здесь выдвижные «зуба». А отсюда посыплется камень. Видишь отверстие?... Вот здесь упадет решетка. И последнее – смотри внимательно. На эту плитку не наступай. Там будет кипящая смола… Запомнил?
- Да, сэр Лэндом. Только… сэр. Можно узнать…
- Нельзя! Твой господин сам тебе всё скажет. Когда придет время.
- Благодарю, сэр.
Дальше были дни, неотличимые друг от друга, и почти бессонные ночи. Днем лорд расхаживал по крепостной стене, бормотал себе под нос, на Римо внимания не обращал. По ночам Римо таскал за господином запасной щит, а вокруг свистали стрелы. С крепостных стен казалось, что внизу плещется целая черная река, бурливая и громкая. Река эта своими всплесками поднимала, казалось, целые тучи комарья, только это было не комарье. Со стен на реку лились смола, кипящая вода, сыпались ответные стрелы. Река меньше не становилась. Римо было страшно, хотя он никому бы не признался даже под пытками. Он видел, как коротенькая арбалетная стрелка впилась в плечо сэра Гавейна, пробив кольчугу. Потом лекарь сказал, что это какие-то необычные стрелы. А сэр Гавейн умер на третий день в мучениях. В крепости не было ни одного мага, а лекарь знал только три заклинания, и те, кажется, были всего лишь пустым набором звуков.
А еще через три дня ранили лорда. А ведь говорил ему сэр Гэмли – не стоит попусту рисковать жизнью. Лорд не сердился, только качал головой и говорил Римо: мальчик, помни, что место господина на пиру всегда во главе стола, в битве - в первом ряду, а в осаде – на крепостной стене. Воины должны видеть в своем господине пример для подражания в любом добром деле. И лорда ранили. Не по вине Римо. Если бы Римо не держал хорошо щит, то вообще бы убили.
В последний раз Римо видел своего лорда как раз в ночь, когда по небу пролетела Дурная звезда. Её длинный голубой хвост был отлично виден до самого утра, и воины, стоявшие в карауле, боязливо и суеверно перешептывались. Кто-то сжимал в руках амулет от сглаза, кто-то – Спасительный крест. Лорд ни чего не сжимал, ему притащили прямо на стену кресло, и он просто сидел. А Римо стоял рядом и в ужасе глядел на страшное знамение. У Римо не было ни амулета, ни креста. Лорд совсем обессилел и говорить мог только шепотом. К середине ночи звезда сделалась красной, как кровь.
И черная река внизу пришла в движение.
На этот раз было куда страшнее. Приволокли большую осадную машину. Она походила на голема или людоеда.
И были огонь, крики, постоянное смертоносное жужжание, смрад кипящей смолы и крови, и бывший оруженосец Гавейна, а теперь новопосвященный рыцарь Ульрик, упал на колено и принялся хрипеть. Подбежал лекарь, покачал головой и умчался в другое место. Он спасал тех, кому еще можно было помочь. На остальных времен недоставало.
Лорд тогда поманил Римо пальцем, велел наклониться. Обдал горячим дыханием:
- У меня для тебя задание. Очень важное, мальчик.
Остановился передохнуть. Слова со свистом срывались с губ лорда и Римо показалось, что господин теперь не жилец. А кроме господина у Римо совсем никого не было на этом свете.
- Я рад исполнить его для вас, сэр.
- Тебе… Лэндом показывал путь. Этот путь ведет в лаз. Лаз доходит до леса. После леса иди на северо-восток, обогни болото… Увидишь деревню. В деревне постучи в крайнюю лачугу и скажи, что от меня. Тебе укажут путь.
- Но…
- Слушай дальше, мальчик! Ты найдешь леди Ивен и передашь ей мои слова. Скажешь, чтобы она берегла себя. Немедленно отправлялась к королю. Просила бы у него убежища и заступничества для себя, и справедливого королевского суда для чернокнижника Морсби. Молчи. Слушай.. мне.. тяжело… если король будет настолько милостив к леди, что согласится отправить к замку подмогу… то запасов продовольствия у нас только на одну луну. Пусть это учитывают. Если придут позже… замка не будет…
- Но как же вы, мой господин? Вы же можете сами… Пройти через лаз и сказать леди…
Хриплый смешок.
- Место лорда – на крепостной стене. И потом, мальчик... как ты себе это представляешь? Узкий лаз… по нему не проведешь лошадь, а без лошади я не пройду и половины пути…
- Я понимаю… мой лорд… Но…
- Служи верой и правдой леди Ивен. Она носит под сердцем наследника Нулемского герцогства… Отдашь ему этот перстень, когда подрастет.
С пальца – вправленный в золото рубин.
- Мой лорд… Но, может, вы еще выстоите? Замок и не такое…
- Посмотри внимательно, мальчик… На воинов… Внизу! Гляди хорошо… Самые дальние ряды…
- Их много, но…
- Гляди. Внимательно гляди… Что ты видишь?
- Мой лорд!
- Да. Гевельфы. А Морсби, как я и подозревал, – чернокнижник. На самом деле нам не выстоять и половины луны.
- О. Мой лорд… Я … я исполню всё в точности!
- Прощай. Благословляю тебя. Ты еще станешь рыцарем, я верю. А теперь беги. Тебе приготовили дорожный мешок со всем необходимым. У тебя есть две мерки. Потом по лазу потечет кипящая смола.

Александра Огеньская Прекрасная леди (14 Ноя 2011 07:28)

… - Ммм… не уходи…
- Капитан! Ох… прошу прощения… я не знал… но вам..
- Чего тебе? Пожар? Потоп? Мор? Нет?! Так ступай и не возвращайся! Видишь, чародейка спит!
- Капитан… вам бы поесть… Вы со вчерашнего…
- Ляд! Давай сюда. Леди… Вам бы подкрепиться…
- Ммм… что?
- Еда… Бульон, кажется… Будете?
Лежать в постели с мужчиной, с голым мужчиной (и когда успели раздеться)… тесно прижавшись к нему всем телом… и ничего совершенно не хотеть… Было странно. И еще более странно было, что – только что был замок, обреченный лорд Нулемский, красноватый отсвет Дурной звезды… А теперь вдруг – грязный потолок, потный лен простыни… И очень странно глядел Ранульв, когда расставлял на столе миски и кувшины. Сильн хотелось есть.
- Да. Буду.
- Я... не буду мешать… - красный, как вареный рак Ранульв пятился, пятился, пока не уперся спиной в дверь. А там стремглав вылетел наружу и захлопнул дверь за собой.
Римо, невозмутимый и спокойный, не смущенный своей первозданной наготой ни капли, поднялся. Хмыкнул.
- Они решили, что нас тут целый отряд. И все голодные… Леди? Будете пирог?
- Римо… а… чем всё закончилось? Тогда?
Обернулся. Странно поглядел:
- Скорее всего, я выжил.
Кера не сразу поняла, что это шутка. На ее памяти капитан пошутил впервые. Но как-то не смешно.
- Мне почему-то кажется, что нет.
Он кивнул. Отвернулся к столу.
… Он не выполнил ни одного из обещаний, данных своему господину. В лесу оказалась засада. Десяток гевельфов и какой-то рыцарь в шлеме с клювом. Святой крест помог Римо, никак иначе. Римо удирал как черт с паперти, а за спиной хлопали крылья. Потом вдруг рассвело – внезапно, и Римо обнаружил себя далеко и, кажется, совсем не там, куда велел бежать лорд. И еще почему-то болело плечо. Сильно. И распухло. Римо огляделся по сторонам, испугался, что где-то далеко есть еще эти твари – наверно, на всю жизнь вперед испугался – и побежал туда, где, как ему показалась, должна была находиться деревня.
Сколько он бродил, не помнил. Но до деревни дошёл. Постучал, куда было велено. Там открыли. Накормили. Переодели в простую, грубую одежду виллана. Была там такая круглая, добрая подлячка, похожая на матушку Алиссу из замковой капеллы. Она все охала и суетилась, когда стаскивала с Римо прежнее рванье… Опять же, как Римо, без мерки оруженосец, мог допустить вилланку к… Обнаружили это плечо. Пришел муж вилланки, вправил. Римо думал, помрет на месте. Но дали коня, отправился искать леди Ивен. Опоздал… Он не совсем понимал, что же произошло… леди в положенном месте не оказалось. Не ждала она вестей о муже. И тогда поскакал Римо к самому королю. Через всю страну, через мятежные области, через «дурные» места и голодные веси. Положение его тогда было отчаянное, полуголодное и совсем больное… Оборвыша едва пустили ко двору. Сплошь незнакомые лица. Непонятно, как себя вести, как и к кому обращаться, чьего заступничества просить… Тот, старый король оказался похож на лорда-господина. Такой же большой и спокойный. Он выслушал оборванца, отдал какие-то распоряжения. Римо пристроили на первое время в королевскую кухню, пообещав подыскать нового достойного господина..
А леди Ивен все-таки нашлась. Через луну пышный поезд въехал в королевский домен. Черноглазый хромой лорд спешился и помог выйти из кареты страшно бледной и худой, но все равно красивой леди. Леди Ивен Морсби, владелице герцогства Нулемского…
… - Я, знаете ли, провалил свое первое испытание. Если бы я тогда не заблудился… Возможно, я бы успел спасти свою госпожу.
- Я тоже провалила. Что теперь?
- Наверно, ничего. Совершенно ничего. Поймаете еще своего дракона, освободитесь от договора… Я вам еще нужен?
- Да. Но если вам обременительно, можете позвать кого-нибудь еще.
- Подкинуть к вам в постель кого-нибудь еще? В вашу теплую, уютную постель? Нет, извините…
И смеется. На самом деле смеется, по-настоящему.
***
- Зачем нам кролики? Ты ничего про это не знаешь?
Либра давно уже сидит, бездумно глядя на мельтешение снежинок в воздухе. Снежинки очень красивые, узорчатые и хрупкие. Кера сама их разглядывала мерки две. В Гаммельне снег всегда мокрый, слипшийся хлопьями. Кролики, накрытые барьерами, впали в меланхолию и вяло подрагивали. Им здесь не нравилось.
- Нет. Мэридит ничего не говорила.
- Есть хочется…
Поглядела на своего кролика. Кролик равнодушно повел ушами и решил спать. Спать действительно очень хотелось. Даже больше, чем есть.
И барьер как-то слабо грел. Совсем почти не хотел удерживать тепло.
- А мне просто очень холодно. Я, наверно, совсем здесь замерзну… Мне не нужно было в этом году проситься на экзамен… Мэридит не хотела меня пускать, потому что я слабая. Я тут самая слабая…
- Прекрати болтать. Я ищу. Лучше присоединяйся. Вместе проще.
- Мне холодно…
- Мне тоже. Тем скорее мы должны отсюда выбраться. Не собиралась же Мэридит на самом деле нас заморозить? Ну, встряхнись!
В глазах Либры – тупая тоска.
- У меня не получится.
- А у меня получится! Только помоги мне!
Ручка у Либры ледяная, маленькая в ладони Керы. Либра вся словно бы вылепленная искусными руками из фарфора дорогая кукла, хрупкая и красивая красотой, так отличной от беспородной красоты прачки Люсьен изящной утонченностью, и теплом – от холодной аристократичности Мэридит. Кера словно бы впервые увидала эту «мышку». И до сих пор нетронутая. Мэридит как-то обронила мимоходом, что бережет Либру для двора. Кера тогда пожала плечами – никакие дворы ее не интересовали. Известно, что ко двору отправляют самых слабых магов, тех, которые только и способны приворотно-отворотные зелья варить. А что, тоже нужно, король регулярно требует. В том духе, что Их Величество Гаммельн кормит и поит, и защищает, и хотел бы видеть благодарность.
Мэридит, ну где же ты? И что ты имела ввиду…
Кера закусила губу так, что на языке начало отдавать медью. Давай же! Далекий, любимый и ненавистный, пустой и единственно родной Гаммельн! Холодно ведь… И есть хочется.
Ни намека. Словно и не существовало в природе кирпично-серой, большой и мрачной крепости. Будто не в нем прошли десять лет Кериной жизни. А она-то думала, что всегда теперь будет чувствовать его тягучее, медленное давление где-то под сердцем – как буссоль, как невидимую нить.
Смеркалось. Снег перестал. Тишина стояла – хоть вой. Либра опять впала в апатию.
Ночь подкралась черной кошкой. Барьер выдыхался, устал уже держать тепло. Тепла того и было-то - чуть.
- Эй! Не спи! Рассказывай мне что-нибудь.
Либра вздрогнула.
- Что? Ой. Мне сон снился. Кажется. Что я иду по красивой зале – большой…
- Хорошо. Давай сюда, ко мне поближе. Вдвоем легче согреться. Рассказывай еще!
- Золото блестит… Красиво, как … не знаю! И на мне красивое платье. Не одна ты помнишь… кое-что. Только я совсем никому не говорю. Чтобы меня не били, как тебя. А я помню, что у меня была мама. У нее было платье… золотое…
- Погоди… кажется, я что-то нащупала… чувствуешь? Ну-ка…
Но нет, пустое.
Ночь - кошка. Толстая гаммельнская кошка с круглой мордой и зелеными глазами. Глаза-звезды перемигиваются, а небо глубокое, каким никогда не бывало небо в Гаммельне.
Всё пустое.
- Рассказывай дальше…
- Знаешь, я на самом деле не хочу возвращаться в Гаммельн. Мне иногда кажется, что я как муха, попавшая в паутину. Пришёл паук и пьет мои соки. И если я еще хоть сколько-то проживу в Гаммельне, от меня совсем ничего не останется. Только сухая кожица.
- Странно, но я тоже туда не хочу. Но надо. Иначе замерзнем. И нужно понять, причем здесь кролик. Думай, Либра!
Утро слеповато поглядывает с востока, подкрашивает снег кровью.
Всё холодает. Кролик на коленях Керы спит. Но не мерзнет пока. У него белая густая шерсть и тепло тела хозяйки.
- И там будет тепло… жаровня такая…
- Либра! Хватит! Думай… Ляд, не думается никак!
- Есть хочется… Вот бы…
- Нужен огонь. Так не согреемся.
- Тут нечего поджечь…
- Силы. Ляд побери, силы нужны!
- Я, наверно, умру…
И теперь Либра кажется привлекательной… Крохотный уголек силы. Совсем беззащитный. Бороться… Идти напролом. Так, Мэридит? Этого ты хочешь? Собственная жизнь мага всегда дороже? А дороже ли собственная жизнь жизни другого мага? А? Что бы ответил Гаммельн? Нет. Не ответил бы вообще ничего. Решайте сами, пожала бы плечами Мэридит. Либру ты готовишь для двора. А Кера Клюйка, помойная птичка, у тебя главная надежда. Не надейся… Но…
- Тьфу! Прекращай слюнями капать! Кролика пей! Вот для чего нам кролики! Мы сами себе готовили запасные источники!
- Но… Он хорошенький… Мне его жалко…
Действительно. Кролик был хорошенький. Он забавно грыз овощи. Забавно бегал, переваливаясь с лапы на лапу. Забавно сердился – фыркал и рычал. А теперь забавно спал на коленях, пригревшийся и пушистый. И совсем не забавной казалась мысль, что никакой разницы между этим, собственными руками вскормленным кроликом и толстыми, злыми кролями из клеток на заднем дворе, нет.
Но у мага не бывает привязанностей. Любовь делает мага уязвимым.
- Мэридит говорила, что мы должны выжить.
- Ага… Но я… не могу.
- Пей! А потом мы их поджарим и съедим. И сможем продержаться еще сколько-то. Может, смысл в том, чтобы продержаться как можно дольше?
- Хорошо бы.
Кролик трепещет и поскуливает. Пьет живое существо Кера впервые. До этого, случалось, «подцеплялась» к амулетам и источникам.
И вечер. И ночь. Ночью начинается метель. Ни намека на спасение. Но сил, взятых у кролика, достаточно, чтобы держаться. А благодаря нежному мясу желудок не стонет и не мешает искать… искать… Только Либра плачет. Ей до сих пор жаль кролика. Кере тоже жаль.
Новое утро брезжит по далеком краю равнины. Уже второе утро…
Опять набросился дикий голод.
И был день. Днем снег золотился колючими искорками, лез в лицо, таял под ладонями. Либра рассказала уже все, что помнила из детства, чего боится, что любит и чего хочет – по третьему кругу.
Вечером уже не просто есть хотелось, хотелось… Ляд, как Кере хотелось «пить». Либра… она что, не понимает? Это хорошо, что все разбежались в разные стороны.
Вечер уже густел, когда еще похолодало. Барьер уже не хотел защищать от резких порывов ледяного ветра, ежился и блёк. Либра полностью уверилась, что в этом ледяном аду ей предстоит сгинуть, умолкла и принялась ждать смерти.
А потом…
- Либра! Либра, ляд подери! Либра, гляди!
Далеко-далеко, почти на съеживающемся в наступающей темноте горизонта, показалось пятнышко. Это пятнышко принято сначала было за куст, но потом вспомнили, что кустов никаких раньше не видели. К тому же пятнышко всё увеличивалось в размерах.
- Человек, - с надеждой предположила Либра.
- Если не зверь. Или какой-нибудь врэк, - что-то подсказывало Кере, что одним только холодом Мэридит в своих издевательствах не ограничится.
Девушка примолкла, с испугом вглядываясь в пятнышко. Пятнышко обернулось пятном, а потом и вовсе оформилось во вполне узнаваемую фигуру. По ледяной пустоши определенно брел человек. Человек этот спотыкался и ежился под порывами ветра.
Ближе, ближе и ближе…
- Лин! Это же Лин! – с Либры разом стекает сонное оцепенение.
- Точно. Лин.
Всё еще не верила.
- Лин! Лин Коралл, это ты? – Либра подскочила и бестолково замахала руками.
Он, видимо. Страшно замерз, а его барьер уже почти не ощущался. Лин всегда был слабее.
- Кера? Либра? – у Лина зуб на зуб не попадал. – Кера, как же я тебе рад! Я все пытался пробиться! Тут словно колпак какой! Кера! Как же я рад! Я просто счастлив… я думал, всё, конец…. Совсем помру… дай я тебя обниму…
Кера не успела ничего сказать, а в плечи уже вцепились ледяные пальцы, а Либра взвизгнула что-то восторженное. И Кера Лину, разумеется, тоже была рада… Ровно два биения сердца. А потом…
- Пусти! Урод! Пусти!
- Как же я скучал… какая ты… вкусная…
- Кера! Кера, что происх…
- Урод…
Керу пили. Как кролика. Тут она догадалась – каждый за себя. Но, наверно, было поздно.
***
- Чего желает госпожа? – любопытно-угодливый нос трактирщика сунулся было в комнату, но после невнятного чертыханья капитана благоразумно скрылся за дверью и дальше разговор продолжался так.
Кера почувствовала, что теперь всё, пора вставать. Три дня валялась дохлым гевельфом, а сейчас наконец нашла в себе силы встать, отыскать гребень, натянуть рубашку. Капитан привел уже себя в порядок, натянул рубаху, шоссы и дублет.
- Госпожа желает корыто горячей воды. И узнать последние новости. А еще – капусты с бараниной, - уверенно прокричал капитан.
Кера слабо улыбнулась. Волосы слиплись в испарине и никак не поддавались густому гребню.
- Это всё? Что госпожа желает пить? У меня тут, значит, запасец вина… Мердо, значит, двадцатилетней нонче выдержки…
- Давай сюда твое мердо.
- Слушаюсь, господин… Сейчас пришлю сюда мою супружницу, она страсть как любит новости рассказывать.
«Супружница» явилась под дверь аккурат вместе с лоханью воды. Помогла Кере вымыться до хруста, привела в порядок волосы, сноровисто уложила их в две косы, зашпилила на голове, оставив только какие-то локоны. Видать, по моде. Кера обычно собирала волосы в узел. Пожалуй, косы шли к ее острому лицу куда лучше. Все свои действия трактирщица сопровождала трескотней: что, де, в городе переполох, всех храмы трезвонят, народ боится лишний раз ногу казать в церковь, а квартал выгорел, а с ратуши пришлось снять весь купол, все равно обгорел. А городской голова хочет лично нанести визит чародейке, спасшей город от гибели. И что монашки из погибшей церкви успели вовремя сбежать и рассказали, что дракон, еще в человечьем обличье, пришёл в храм, вроде как помолиться, а потом каааааак заорет! – тут трактирщица от избытка чувств взмахнула гребнем и почти взвизгнула – и вдруг превратится в здоровенное чудище! И как начнет поливать огнем аналой! А еще он опять прилетал. Сделал большой круг над городом, гадина, похлопал крыльями, послушал, как все визжат, и улетел. Боится чародейку, видать.
Болтливая разносчица новостей выдохлась и ушла.
- Римо, ты видел дракона?
Мердо оказался не самым плохим вином
- Да. Ты спала. Среди дня. Очень большой. Закрыл собой все небо.
- Да, он большой…
На самом дне оказался осадок. Кислый.
- Так чем всё закончилось? Всё-таки? С твоим испытанием?
- Провалили, я же говорила. Мэридит долго кричала…
И кричала, и молчала, и поджимала губы. Твердила, что маг никогда не поднимет руку на мага. Что магов мало, они должны держаться друг друга. Что маг магу – брат родной, ближе любовника, ближе…. дальше она ничего придумать не смогла, и устала. Лина отправили на скотный двор. Керу – в лазарет. А после Мэридит пришла, села рядом и тихо, бесцветно рассказала, как Кера своей глупостью и недогадливостью ее разочаровала. Ведь и нужно-то было всего лишь всем вместе взять и подумать. И общими усилиями взломать преграду…
- … ничего интересного.

Алмосты Прекрасная леди (15 Ноя 2011 13:21)

Тезка!Как же здорово! Я даже не догадываюсь о следующем повороте сюжета! Как говорят старшие товарищи -
Проду - народу! I love you1

Александра Огеньская Прекрасная леди (15 Ноя 2011 18:09)

Алмосты, тезка? Здорово!
Спасибо за коммент! Ну, выкладываю. Надеюсь, следующий поворот сюжета тоже удивит Smile
Физически не успеваю вычитывать... Буду постепенно, ага?


3. Выродки.

Перепевы птиц над головой напоминали о чем-то давнем, добром и из прошлой жизни, которую Кера никак не могла вспомнить. Трава налилась соками, и пиликали, как пьяный скрипач из Уэшли, кузнечики. Кера лежала на своем плаще и задумчиво жевала стебелек клевера. Магу позволено валяться безвольной соломенной куклой на плаще. Она не подлая, чтобы каждый проходящий рыцарь задирал ей юбку, и не благородная, чтобы каждый проходящий стремился спасти честь помешанной дамы.
- Маг?
- Капитан?
- Ты отдохнула? Можешь уже отправлять нас обратно, или так и будешь валяться?
- Иди к ляду. Я отдыхаю.
- Ушёл.
Почти уже задремала. На поляне Кере нравилось, здесь было тепло, сухо и спокойно. В отличие от Уэшли, в котором промозгло, грязно и всегда шумно. Еще этот постоялый двор, в котором на Керу глядят косо, с нескрываемым отвращением. Здесь чародеев не любят. Дикие земли с дикими нравами. Если бы капитан не дал явственно понять местным, что Кера – его женщина, и что все тридцать шесть рыцарей готовы защищать ее от любых посягательств, гореть бы Кере уже на костре. Поэтому местные крестьянки от чародейки шарахаются, закрывают тканью лица своих младенцев от «дурного глаза», а мужики- вилланы обходят стороной, как чумную. От их липких взглядов тошно.
С капитаном установились странные отношения. Кера теперь всё про него знала, а он про неё. И оба знали, что знают, что… Тьфу. Странные, короче. Но капитан теперь слова поперек не говорил.
- Простите, госпожа…
- Гвендолен?
- Капитан там… Зовет. Срочно.
- Какого ему… Прошу прощения. Сейчас.
Капитан ждал в палатке. Сидел за походным столиком и цедил из фляжки вино. Привычки цедить вино среди дня да в дозоре Кера за ним прежде не замечала. По столу расхаживал великолепный белоснежный голубь с мохнатыми лапками и периодически клевал хлебную горбушку. Капитан глядел на него с мрачным, тоскливым недоумение, словно бы из последних сил сдерживая желание свернуть птице шею.
- Вы меня звали, капитан?
- Только что прилетел этот вот красавец, - слово «красавец» Римо произнес с той же мрачной досадой. – Король зовет меня ко двору. На турнир. Мне нужна леди для сопровождения. Вы едете со мной.
- Что? Я же…
- Вы единственная леди отряда. Другой у меня нет. Поэтому извольте.
Так Кера впервые поехала на турнир. Рыцарский. В качестве леди.
***
Толстая мужичка в белом переднике сунула лапищу в Керину шевелюру и принялась вычесывать волосы грубой металлической щеткой. Кажется, обдирая нежную кожу до крови.
- Потерпите, благородственная госпожа. Красота, она, сталбыть, требует…
Вычесывать таким жестоким образом волосы приходилось потому, что с прической придется проходить ближайшую неделю. Волосок к волоску. У Керы не было служанки, которая могла бы поправить кудри в любой момент, а нанять девушку для поездки не удалось – в проклятом Уэшли к «ведьманке» в услужение не пошла ни одна. Ни за какие деньги. Эта вот мужичка, и то постоянно сплевывала через плечо, то и дело выволакивала из кармана неопрятного передника какой-то вонючий пучок и им обмахивалась.
Вычесанные волосы сплели в две косы, а потом эти косы, предварительно хорошенько смазав жиром и присыпав золотой пудрой, обвили жемчужными нитями и уложили вокруг головы. Пряди у висков подвили, пустили три локона на лоб. Кера глянула на себя в зеркало и отвернулась. Из мутной металлической пластины на нее глядела совершенно незнакомая, худая и остроносая дама с черными как уголья глазами на пол-лица, подведенными еще угольком, и аристократически-бедным припудренным лицом. В целом эффект выходил – даму похоронили, а она вдруг завампирилась и из могилы поднялась. Но, говорят, такая сейчас мода при дворе. А там, при дворе, если будет модно дохлых мышей на платье пришивать, они ж и пришьют.
На кресле ожидал приличествующий благородной леди корсет. Смотреть без содрогания на металлическую капканоподобную конструкцию у Керы тоже не получалось. Подумалось, что Кристофор мог бы не драть девиц. Напяливал бы на них на вечерок этакую дрянь, и довольно. Грудь зажимает, бока натирает, нижнюю рубашку рвет. В нем тоже нужно просуществовать неделю.
И торчит огородным пугалом платье. Под стать внешности «леди». Капитан расщедрился, отвалил золота – на мужичку, корсет и платье. И еще на красивую лошадку для леди. Леди полагаются не большие выносливые жеребцы скаковых пород, а маленькие, гибкие и изящные лошадки Восточных островов. Они золотистые и очень робкие. И стоит такая если не состояние, то половину точно. Когда такую красотку привели на заплеванный неметеный двор, а она пританцовывала, бряцая серебром подвесок, Кера долго стояла и глядела на нее в немом восхищении, и никак не могла поверить, что вот это – ей. Подарок. Робко спросила капитана, зачем. Тот пожевала губу и довольно холодно ответил, что он, как ни крути, наследник знатного рода и уж должен обеспечить свою леди самым лучшим. Хотя бы раз в году.
Кера кивнула. Странно, но она была почти разочарована. Вдруг появилось ощущение, как если бы оделили подарком, предназначавшимся кому-то другому. Кому-то он подбирался со вкусом и любовью, а вручить не вышло. Вот и передарили кому придется. Тоже, конечно, хорошо. Как мужичке – обносок с плеча благородной дамы. Тут же подумала, что, конечно, другого-то она пока не заслужила. А еще – что Мэридит бы только посмеялась. Зачем магу забивать себе голову всякими глупостями? Бери, что дают, и всё.
Подумала – и перестала забивать.
Лошадка прядала ушами, перебирала ногами и доверчиво тыкалась Кере в ладонь за краюшкой хлеба. Звали ее Циллой. На нее Кера взгромоздилась непривычно – боком, рано утром следующего дня. Затянутая в корсет, зашнурованная и задрапированная в синее роскошное платье и спрятанная под вуалью. Таким кулем положено быть даме, собравшейся ко двору. Золотистая лошадка вытанцовывала на дворе добрую мерку, прежде чем черный как сам Ляд конь неспешно вышагал из конюшни. На коне сидел человек, напоминающий капитана Римо лишь отдаленно. На человеке был щегольский берет с черным пушистым пером , бархатный черный плащ, пристегнутый серебряными фибулами к доспеху, рубаха с кружевными манжетами и черные буфы. И шпоры на сапогах тоже были серебряные. Черно-серебряный сказочный принц.
Этот принц улыбнулся — по-настоящему, широко и доброжелательно. Подвел коня ближе.
- Едем, леди Клюйка?
- Едем, лорд д'Эгмон.
Через взмах руки и коротенькое слово открылась равнина. Сочно-зеленая, пахнущая влагой и сенокосом.
***
Среди драконов бывают выродки.
Про нормальных драконов знают все: достаточно пройтись по рыночной площади в воскресный день и послушать разговоры, чтобы в этом убедиться. А можно даже не ходить по рынку, а заглянуть в магическую лавку. Вам обязательно предложат чешую дракона, или его коготь, или зуб, или уж совсем непотребство — его заспиртованный корень. Уже исходя из этих нехитрых товаров можно сделать вывод, что отношения между родом людским и родом змеевым не лишком дружественны. Так уж повелось, что доблестным рыцарям положено убивать мерзостных ящеров в честном бою и приносить их головы к ногам прекрасных дам. Дракона, правда, не убьешь в честном бою, поэтому большинство доверчивых и доблестных рыцарей погибает, проклиная подлых и коварных ящеров. Другая часть рыцарей, не такая доблестная, зато более осведомленная, с драконами не дерется. Ни в честном бою, ни в каком-либо ином. Осведомленный рыцарь идет прямиком к магу, платит некоторую, довольно значительную сумму, получает в руки зачарованную карту и, руководствуясь оной, отправляется на Драконий погост. В место, куда приходят умирать драконы. Там рыцарь выбирает голову дохлого дракона посолидней, беззастенчиво рубит и доставляет своей зазнобе.
Сюда же периодически наносят визиты маги, у которых возникала нужда в драконьей чешуе, драконьем когте или непотребном драконьем корне. Хотя маг как раз и мог бы победить дракона в честном бою, в отличие от рыцаря никакой доблести он в этом не видит и зазнобу таким подарком завоевать не пытается никогда. Нет, не нужны магам такие подвиги. Хотя иногда и приходится их совершать. Драконам отчего-то очень не нравится, что какие-то презренные людишки смеют нарушать покой мертвых. Не любят отчего-то драконы мародеров и вандалов. Поэтому застигнутым врасплох рыцарям и магам приходится периодически отбиваться от разгневанных святотатством драконов. У первых отбиваться выходит хуже, вторые чаще получают в свое распоряжение еще тепленькие трупы. Что несколько приятней, чем трупы разлагающиеся.
Драконам людские трупы без надобности, им даже живые девственницы не нужны. Драконы не едят разумных существ, хотя и ставят иногда под сомнение разумность иных людей. Разумное существо никогда бы не вытворило с себе-подобным того, что вытворяют иногда людишки. Но тем не менее. Драконы живут себе, изредка отмахиваясь от нападений какого-нибудь очередного доблестного и не очень разумного рыцаря, воздерживаются от встреч с магами, выводят потомство и в своем время отправляются на Драконий погост. К людям они относятся совершенно так, как и должны относиться к глуповатым, жестоким, алчным и наглым мародерам — драконы людей презирают и вяло, без особого рвения ненавидят. И еще побаиваются, как может побаиваться взрослый шалостей ребенка с арбалетом. Но это нормальные драконы, которые достойно умирают на своем погосте.
А есть еще выродки. Про них люди почти ничего не знают, потому что выродков на Погосте не хоронят. Выродки - это такие ненормальные драконы, которым суждено было родиться людьми, да вот по какой-то нелепой случайности выпало вылупиться из яйца. И вот они живут – наполовину люди, наполовину драконы. И людского в них гораздо больше, чем драконьего. Они бессмысленно агрессивны и без нужды жестоки. Редкий выродок может спокойно существовать в клане, обязательно ведь развяжет драку и смертоубийство! Их изгоняют. Возможно, следовало бы сразу убивать, но драконы не люди. Они никогда не бывают бессмысленно беспощадны. Просто изгоняют, и дальше судьба изгнанного их интересует мало. Выжил ли, умер ли, нашел место для гнезда, не нашел… Какая разница? Хорошо, что такие появляются редко, раз в три-четыре поколения. А то и реже: с женщиной, произведшей на свет такого уродца, больше стараются не спариваться.
А уродцам, хоть они и уродцы, жить-то все равно хочется.
***

Shulvik Прекрасная леди (15 Ноя 2011 21:08)

Александра Огеньская, интригуете Wink Продолжайте в том же духе Smile

Александра Огеньская Прекрасная леди (16 Ноя 2011 18:10)

Спасибо Smile

Ксель Прекрасная леди (17 Ноя 2011 09:25)

Александра Огеньская
наткнулась на вашу тему только сегодня и прочитала все запоем.....
мне очень понравилось. Хотелось бы еще

Алмосты Прекрасная леди (17 Ноя 2011 14:22)

Тезка!
Дальше-дальше-дальше! Дрыгаю лапкой от нетерпения.

Александра Огеньская Прекрасная леди (17 Ноя 2011 14:27)

Ксель, очень рада, что забрели Smile Спасибо!
Алмосты! В дрыгающуюся лапку - прода!


***
Долго ехать по свежей равнине не пришлось. Мерки две разве. И то за это время Кера успела в деталях прочувствовать, почему благородные дамы по обыкновению так бледны и печальны, и предпочитают перемещаться в каретах. И решила, что это даже хорошо, что она – неблагородная.
Вдалеке замаячил дымок. Поднимался он строго вверх, ровным серым столбиком. Так могут выглядеть стоянки шишиг.
Откуда, видно пока не было, но капитан никаких признаков беспокойства не проявлял, и Кера тоже успокоилась. В конце концов, она сейчас не на службе. Она сейчас – слабая беззащитная леди. Капитан сказал, что будет помогать ей спешиться, будет подносить ей вина, придерживать ее под локоть и даже носить за ней веер. А Кера и думать не должна хоть движением брови выдать в себе магичку. Неприлично.
Дымок приблизился, уплотнился, запахло сандалом и миртом.
Через полмерки оказалось – мавр и великан. С алебардами.
Еще ближе – мавр натерт соком табуро до коричневости, Великан на ходулях, задрапирован в клетчато-полосатый плащ.
Римо непробиваемо серьезен. Подъезжает к нелепой заставе первым.
Алебарды перед носом – клац! Скрестились.
- Благородный сэр рыцарь! Мы берем в плен вашу прекрасную спутницу! Но вы можете спасти вашу леди, сразившись с нашим господином сэром Арибальди и преломить с ним три копья!
В пальцах забилась магия. Горячая и злая. Что за комедиантство?! Да как они смеют нам…
- Кера, спокойно. Не вздумайте… Только не вздумайте… Это всего лишь пас-д-арме…
Капитан судорожно цепляет за локоть. Шепчет что-то еще успокоительное. Мавр таращится. Великан с ходульной высоты ничего не замечает.
- Моя леди устала с дороги. Я передаю ее вам с тем лишь условием, что вы пообещаете блюсти честь моей леди как свою собственную, а жизнь - и превыше собственной.
Мавр кланяется со всей серьезностью и некоторой опаской.
- Слово чести нашего господина, сэр. Сраженные ее красотой, мы не смеем причинить ей малейшего неудобства. Леди, проследуйте за нами.
Кере помогают спешиться, берут лошадку под уздцы. Римо еще успевает вполголоса успокоить:
- Обычный пас-д-арме. Я преломлю эти лядовы копья на турнире, а ты будешь стоять на балконе и махать мне платочком. Просто делай то же, что и остальные леди…
И всё. Пешком. Потом снова в седло.
Проехали разноцветные, волшебные, изукрашенные шелковыми лентами и драпировками арки, проехали вокруг ристалища, прошли трибуны для простонародья. Замок навис над трибунами громадной тенью, величественный, как скульптура Отца. В тени стало чуть прохладней, но вообще же солнце припекало уже изрядно. Впрочем, мавр, который и не мавр вовсе, а всего лишь переодетый челядинец, занырнул скоро в прохладу замка, быстро провел через боковую анфиладу и распахнул перед «красавицей» бархатное полотно.
За полотном ждали ароматные дымы, мягкая софа и бригинтийские опахала. И еще две «мавританки».
***
Фабиан аш-Эйр получился выродком. Никто не знает, почему так выходит, но некоторые считают, что это случается, если кто-то из предков спутался с человеком. Хотя… Фантазии, наверно. Даже если девственницы кому-то и были нужны, то разве для каких-то древних ритуалов, памяти о которых не сохранилось. Тем не менее.
Фабиан вылез из скорлупы и тут же совершил роковую ошибку всей жизни - разменял зеленый чешуйчатый хвост и перепончатые младенческие лапы на нелепые человечьи конечности. Мать, исполненная отвращения, отказалась от урода. Ни один из отцов клана не признал младенца своим, поэтому Фабиана завернули в козью шкуру и подбросили к одному из крестьянских домов. Его подобрали и выкормили. Крестьяне были грубые, крикливые и вонючие. Они терзали слух Фабиана и его тонкое обоняние. Лет семи они приставили его пастухом к козам. Только позже он узнал, что семь лет для дракона - возраст совсем уж младенческий, в стае такие малыши еще даже за смышленышей не считаются, сидят на материнских закрылках и носа никуда не суют. Крестьяне считали Фабиана прожорливым идиотом. Он едва-едва справлялся со счётом до мерки и плохо различал лица окружающих людей. Его и приставили к козам. А он все время хотел есть – маленькие драконы должны хорошо питаться.
В десятке стоунов от деревни Фабиан впервые осознал себя драконом. Когда в нем проснулся адский голод. Когда глупые козы показались мясом, глумливо расхаживающим перед голодным зверем. И зверь не выдержал. Упал на перепончатые лапы и терзал, терзал…
Он задрал, кажется, двух или трех коз, а остальные разбежались по болотам. Когда очнулся – опять человеком – весь вымазанный в крови, впервые по-настоящему сытый, с ним случился припадок. Он испугался. Себя. Почти до смерти. Он почувствовал в себе такую силу, с которой никто в деревне не смог бы управиться, даже нелюдимый кузнец Геллер. И даже сам Фабиан не мог бы управиться, и поэтому испугался. А запах крови сводил с ума. Он ходил и ходил по болотам, не соображая, что делать. По драконьим меркам он ведь был совсем еще младенцем. Но то, что с ним произошло… Он мог бы двинуться рассудком, пока бродил. Опять проголодался, поймал и задрал еще одну козу. А съел уже человеком, не зверем, давясь липким скользким мясом. Вкусно и противно.
Потом его нашли, хотя искали, конечно, пропавших коз. Решили, что на стадо напали волки, а мальчишка-идиот выжил случайно.
Больше коз ему не доверяли. Он жутко голодал. Он всё время хотел есть. Ему мало было хлеба и каши. Мало – редкого, по праздникам, мяса. Мало клюквы и дикой земляники, которую таскали летом целыми туесами ребятишки. Фабиану стало пятнадцать, потом двадцать, а он все так и бегал с деревенской малышней, оставаясь маленьким и худеньким. И очень-очень медленно умнея и осваиваясь, учась различать людей и даже понимать их. Очень медленно и непросто осознавая, что он – не идиот. Что он просто другой и никакого родства с грязными двуногими не ощущает, только постоянную досаду и страх. От них, грубых, он только и получает обидные прозвища и болезненные тычки. Он уже знал тогда, что найденыш – его ежечасно тыкали в это знание как скотину в помои. Все подряд – приемная мать, приемный отец, братья и сестры, дети на улице.
Фабиан продолжал хотеть есть. Наесться досыта. Годам к двадцати пяти Фабиан все-таки оформился в юношу и сумел обзавестись всеми необходимыми навыками для жизни среди людей. То есть научился отвечать разумно на обращенные к нему вопросы, считать деньги и лепить горшки из глины. И в конце концов его умения сочли достаточными для того, чтобы отпустить в город торговать посудой.
Городок назывался нелепо, Тализье. Маленький, вонючий и набитый в ярмарочный день людьми как подсолнух семечками, он Фабиану не понравился. Фабиан целый день в жару сидел на деревянной скамье и ждал, когда кто-нибудь обратит внимание на его грубые миски и кружки. И очень хотел есть. На площади на вертеле жарили целого быка. Быка Фабиану, пожалуй, хватило бы, чтобы насытиться. Но дракон еще крепко сидел внутри.
Чтобы отвлечься от истекающего соком быка, принялся разглядывать людей и искать между ними отличия. Например, женщины толще мужчин и упрятаны в вороха ткани, а их груди, большие, как коровье вымя, выставлены напоказ в больших вырезах платьев. Женщины бывают круглолицые и кареглазые, а бывают с впалыми щеками и сероглазые.
Она, случайное замеченная среди женщин, была совершенно другая. Она была тоненькая, как болотная тростинка, и у нее глаза были не серые или коричневые, а цветом совсем как небо, когда темно. И ее губы были ярко намазаны. А на пестром платье были нашиты серебряные колокольчики и когда она шла, тихо звенели. И она ему улыбнулась. Всё равно прошла мимо. Фабиан запомнил ее запах. Он был тоже не такой, как у остальных женщин. Через пыль и пот она пахла болотными цветами.
Фабиан досидел до темноты, уложил непроданные горшки обратно в телегу и пошел искать девушку. Запах почти выветрился, и Фабиан долго плутал по переулкам, выискивая ее след среди следов женщин с коровьими грудями. И уже совсем ночью - нашел.
Болотно-цветочный след привел его к стенам грязного притона. Внутрь зайти он не решился, а приник к окошку. Через него виделась комната, в ней большая кровать, а на кровати девушка, сейчас почти лишенная пестрых тряпок, извивалась и стонала под лапищами какого-то бородача. Фабиан прильнул к стеклу.
Тусклый оранжевый отблеск свечи мазал переплетенные тела маслом, они липко блестели, волосы девушки выбились из черного узла, а лицо в размытом стекле казалось сияющим белым пятном с огромными провалами глаз.
Картина эта вызвала в Фабиане странное возбуждение сродни тому давнему, при виде крови. Фабиан закусил губу. Дракон был близко. Дракону зачем-то понадобилось это странное темноволосое создание. Но просто так вломиться в комнатушку Фабиан не мог, пока держала еще осторожность. И он принялся ждать, зачарованно глядя в окошечко. Его толкали, рядом излился поток содержимого ночной вазы, хмельные гуляки обсмеяли.
В окошке девушка устало откинулась на разметанную кровать, бородач упал рядом. Свеча оплыла до огарка, но еще теплился огонек. Потом девушка поднялась и принялась медленно натягивать свои тряпки. Зазвенели колокольчики. Бородач лениво потянулся и зашарил в своих вещах. Бросил девице кошель. Та ловко поймала и выскользнула из комнаты. Через пару мерок появилась на улице, закутанная в темный плащ, и быстро засеменила в сторону окраины города. Наблюдателя не заметила.
И тут дракон взбрыкнулся.
Дальше Фабиан действовал как во сне. Бежал за закутанной фигуркой, хватал ее, прижимал к стене.
Помнил обрывками.
Испуганный полузадушенный визг. Капюшон падает. В глазах трудное узнавание. Недоверчивая и тут же пропадающая улыбка. Вкус вина на губах. Первая проба – поцелуй. Тут Фабиан теряется и позволяет ей самой всё делать. То же самое, что в комнатушке. Зачем, хочет спросить он. Но она это делает правильно, как надо и как хочется.
Соленый пот. Всхлипы и суетливые руки. Липкие поцелуи. Разодранный лиф. Колокольчики валятся в грязь под ногами с тонким обиженным звоном. Маячат перед глазами шершавые кирпичи стены. Они царапают голые плечи девушки, появляется тонки, нежный медный аромат.
Хорошо!
И еще лучше...
Только хочется есть. Все сильней.
- А-ах. Уф... Всё. Ты доволен? Может, еще и денег дашь? Или у тебя в кошеле пусто? Эй-эй, пусти меня, заррраза!
Голос у нее оказывается грубый, совсем не такой, какой должен быть у хрупкого черноглазого видения. Голос злобной базарной бабы ломает тонкое очарование. Теперь уже Фабиан видит слишком острый нос и слишком тонкие губы под размазанной краской. И шальные черные глаза. В них нет сейчас уже ничего привлекательного. Фабиана берет злость. И очень хочется есть.
Провал.
***
- Леди, вам послание от вашего лорда!
Бам-бам-бам-трам-пам-пам! Барабаны и фанфары за окном, на ристалище, и только барабанов и фанфар недостает, чтобы уж совсем торжественно произвести вручение «послания» капитана. Мавр в ливрее цветов королевского дома чеканно вышагивает через обширные покои, на серебряном подносе подает свернутый в трубочку и перевязанный лентой пергамент.
«Кера, мы тут надолго. Ристалище сегодня, потом торжества. Тебя выведут на балкон, оттуда ты сбросишь мне какой лоскут, так положено. Имени твоего я не назвал, будешь «Леди в синем». С пира не уходи, жди. Нас позовут. Тайно. Король будет говорить с нами. Умоляю тебя, не открывай никому, кто ты есть на самом деле. Так велели Их Величество. Слуге, доставившему письмо, можешь полностью доверять. Если тебе чего-то не хватает или кто-то причиняет тебе неудобства, сообщи в ответе. Воздержись от общения с другими леди хотя бы до вечера. А от послания избавься. Римо.»
Надо же, какая честь. Сами Их Величество… Усмехнулась, еще на раз прочла пергамент и бросила в пиалу с водой. Свежие чернильные строки поплыли. Одна из «мавританок» зыркнула любопытно, но тут же изобразила полное равнодушие. Интересно. Челядинка, умеющая читать? Странные дела делаются…
А с королем следует быть осторожной, как с ядовитой змеей, поучала Мэридит. То есть лучше вообще не встречаться, но если встреча неизбежна, то никаких резких движений. Змея кусает либо потому, что голодна, либо потому, что напугана. Не пугай короля. И не приближайся к нему, когда он голоден и считает, что может тебя проглотить. Интересно, что ему нужно. И что за тайны…
Чернила сошли, оставив после себя мутную воду.
«Мой лорд, я вас прекрасно поняла. Нет, все превосходно, я всем довольна и жажду отдохнуть с дороги. Разве что служанки слишком назойливы. Ваша леди в синем».
Голова разболелась, хотя прежде такой напасти не случалось. Боль родилась в левом виске и расползлась до затылка горячей густой волной. Кера пробовала ее не замечать, как не замечала боли после порки, как не замечала нытья ног и поясницы после суток в седле… Не выходило. Раздражала тяжелая прическа, раздражали локоны, которые никак нельзя поправить, сдвинуть за ухо.
- Леди, вам пора… Там ваш лорд ждет, чтобы начинать состязание.
«Леди» же все видится как в тумане. Откуда эта тяжелая, дурманная боль? Не было бы рядом этих двух коричневых клуш, уже попробовала бы прихватить «кокон», понять, в чем дело.
- Да, я знаю…
- Леди, вам нездоровится?
Суются с платочком, смоченным в пряном уксусе. Лучше не становится, голова кружится, в ушах звон, перемешанный с фанфарами.
- Уберите руки. Всё в порядке. Я пойду. Ведите.
Идти пришлось недалеко. Галерея, уставленная статуями каких-то святых, длинная зала, полная суетливых слуг, еще галерея. И яркий свет. Балкон.
Под ногами расстилается светлый стадион, зажатый в тиски шумливых трибун. Трибуны пестры от насевших на них подлых, солнце слепит глаза, а в центре, разделенные деревянным барьером, замерли две конные фигуры. Стальные доспехи на той, что справа, и глухо-черные – на левой. Забрала пока подняты, но лиц все равно не разглядишь. Да и не нужно. Кера и так знает, что Римо – в черном. И еще вдалеке, почти скрытая за пеленой головной боли, увитая гирляндами ложа. Наверно, король.
Переступила порог балкона, щурясь на свету, и опять ударили барабаны. Резко и тревожно, так, что подкатила тошнота, тоже новая и непривычная. Да что же это?!
- Благородные сэры! Благородные леди! Сэр Арчибальд Морсби, герцог Нулемский бросил вызов благородному сэру Римо д'Эгмону, барону Трехречья, в честь благородной Леди в синем! Благородный сэр д'Эгмон принял вызов и будет драться за честь своей леди до трех копий! Изволит ли леди благословить своего рыцаря на бой?
Трибуны затихли. Все взгляды устремились на Керу. Смоляной конь со соляным всадником подошел ближе, встал под балконом. Нужно было что-то сделать, но что? Отвлекала, мешала сосредоточиться смутная тревога… Арчибальд Морсби, герцог Нулемский… Ах, да, Римо велел бросить ему лоскут… Вот оно. Точно. Синяя верхняя вуалька летит на песок, но коснуться его не успевает. Ловко перехваченная рыцарем, присаживается на его плечо. Рыцарь кивает и отходит на позицию. Забрала опускаются. Но все же…Арчибальд Морсби… Откуда?
И с новым приступом тошноты накатывает: крепостная стена, раненый господин, ночь, Кровавая звезда, черная река внизу… Смоляной тяжелый дух… Беги, мальчик… защити леди Ивен… Леди Ивен! Леди Ивен Морсби! Тот самый?! Или сын?
Не видать из-за забрала.
Так и впилась взглядом в сшибающиеся фигуры.
Копья длинные и одним видом внушают трепет. Быстро-быстро навстречу друг другу… Удар! Римо шатается в седле… бежит за ним слуга…
Но нет, усидел. Усидел… Да он же мог одной левой этого стального! Этого Морсби! Ведь Римо всю ночь машет мечом, как мельница, ударом разрубает гевельфа пополам!
Так почему медлит Римо?!
Трибуны вопят.
Ну же! Новая сшибка и снова ничья. Оба копья ломаются в один момент, оба седока держатся в седлах как влитые. Два копья… Это не на смерть. Это всего лишь до трех копий. Никто не должен пострадать. Всего лишь деревянные турнирные копья.
Да давай же! Ну хоть один раз!
Рыцари расходятся. Оруженосцы подносят новые, последние на сегодня копья. Трибуны опять притихают.
Гром барабанов и визги дудок.
И снова – друг на друга. Черный и стальной всадники. Серое и черное копье.
Кто же кого?!
Светлый песок ристалища сделался вдруг нестерпимо белым, а всадники стали казаться темными вырезанными в белом провалами.
- Кто… кого?
- Госпожа, вам нехорошо? – суетливо мельтешат руки «мавританки». – Госпожа, идемте-ка…
- Кто там… кого?
- Госпоже нехорошо! Лекаря!
И ристалище блекнет, темнеет. Не разобрать, кто же все-таки кого…
***

Aelintanaeli Прекрасная леди (17 Ноя 2011 21:26)

Александра Огеньская,
присоединюсь к поклонникам творчества Very Happy
Спасибо!

Алмосты Прекрасная леди (17 Ноя 2011 21:45)

Александра Огеньская
Ох и клево!Необычно, но и жизненно тоже, а главное - талантливо! Я редко так сразу "впиливаюсь" в прозу, пусть даже в фантастику. Вообщем "пилите пишите, Шура, пишите! be mine!
Пы. Сы. Это ничего, что "Шура"? Сама-то я так не люблю, если не нравится, больше не буду, чесслово!

Александра Огеньская Прекрасная леди (18 Ноя 2011 06:31)

Aelintanaeli, ой... Спасибы Smile

Алмосты, Вы будете смеяться, но вы уже третья, кто в аналогичной ситуации приводил мне эту цитату про Шуру Smile Так что к "Шуре" мы привычные, вот, 4ый год пилим и пилим текст Smile
Спасибо!

Ксель Прекрасная леди (18 Ноя 2011 09:07)

Александра Огеньская
только сильно не увлекайтесь пилением, пишите главное пишите не забывайте....

Александра Огеньская Прекрасная леди (18 Ноя 2011 18:40)

Ксель, щас вот еще отпилю кусочек текста... и завтра выложу... спасибо Smile

Александра Огеньская Прекрасная леди (20 Ноя 2011 18:18)

***
Его нашёл городской патруль. Его и… её. То, что от нее осталось.
Фабиана трясло в ознобе, таком сильном, что он даже подняться с земли толком не сумел, поэтому разящий перегаром стражник без затей вздернул его на ноги и зашвырнул в телегу. Только без придури, сказал. В телегу же погрузили завернутые в мешковину останки. Всю дорогу до тюрьмы пахло свежей кровью и лошадиным потом. В тюрьме Фабиана продержали сутки или двое, потом отпустили. Его трепала горячка, болтало в кровавых, страшных и сладостных видениях, допроса он не помнил. Но, видать, решили, что юноша стал свидетелем загрызания девушки каким-то злобным чудовищем и на этой почве тронулся умом. Выспрашивали, как выглядело чудовище, только вразумительных ответов не добились и отпустили восвояси. А по городу пошёл слух, что завелась в нем страшная тварь, кушающая девиц легкого поведения.
Только тварь город покинула в тот же день, когда была отпущена на свободу. Нашел свою телегу с нетронутыми горшками на постоялом дворе, расплатился с хозяином и уехал в свою деревню. По дороге опять была болтанка из страшных видений, страха и умопомрачительного запаха крови.
В родной деревне Фабиана встретили с непонятной ему злобой. Зыркнула ненавидяще «мать», «отец» бормотал, что Фабиана следовало бы поколотить. Горячка продолжалась…
Голод рос.
Фабиан помнил еще, что людей есть нельзя. Этих людей. Потому что они приютили и дали имя. Нельзя…
Только… от этих людей кроме имени ничего доброго Фабиан не видел. Уж лучше бы бросили умирать. Наверно. А имя… имя – пустяк. Имя – безделица. Было и нет… Нет и стало… Кому-то не нужен был младенец, и младенца выбросили. Ни одна деревенская потаскуха не ненавидит своих младенцев так сильно, чтобы бросать их… Хотя говорили, что Мирка-молочница приспала шестую девчонку… А мать Фабиана его ненавидела. Бросила… Эти деревенские – злые и грубые. Вонючие дворовые псы… Идиот-Фабиан, не умеет считать до мерки!...Слюни-то подбери!... Ууууу, обжора! Робаешь на грош, жрешь на золотой! …. Лоб высокий, да ум недалекий!
Этих не трогать… Этих трогать все равно нельзя.
Мужики с рогатинами идут… Мрачные, злые, решительные. Черные бороды, большие кулаки. Идут на медведя-шатуна, задравшего коровенку старика Бурко. Почему-то на месте шатуна оказывается Фабиан. Мужики внушают потный ужас.
Тряпка на лбу сочится холодом. Бранчливый голос «матери». Слова непривычные. Ласковые. Почему-то вдруг. Вкусный бульон к губам. Голод притупляется.
Ненадолго.
Потом – отчаянная вина. Та девушка. Черные глаза и черные волосы. Кровь на руках и одежде. Еда. Голод. Нельзя. Голод. Еда. Девушка. Вина. Злость. Идиот. Рогатина. Мужики. Имя. Нельзя. Голод. Страх. Девушка… И так до бесконечности. «Мать» иногда подходит к лежанке. Набрасывает теплую шкуру. Поит бульоном. Голод притупляется. Чтобы через мерку наброситься новой силой.
А потом просыпается дракон.
И домишка сразу становится слишком маленьким. Дракон расправляет крылья. Большой дракон, не как в первый раз.
Дракона уже не загонишь обратно бульоном.
Дракон уже не слушается маленького глупого Фабиана. Поэтому Фабиан остается на лежанке разваленного домишки. Гибнет вместе с домиком.
А у дракона пир. Козы и коровы. Мужиков нет. Все попрятались. И рогатин тоже нет.
Наконец, сытость. Полная и ленивая.
Но людишек не тронул.
Они дали имя.
Под крылья просится свежий ветер, а небо огромное, в тысячу цветов, которым нет и не должно быть в человечьем языке названия. А других языков дракон не знает. Тысячи цветов и тысячи ветров. Нижний, верхний, нижний-верхний и боковой-верхний… и… Тоже нет названия. Новые чувства. Новые запахи. Новое сердце бьется по-новому. В небе тьма тьмущая звезд. Они – всех тех тысяч цветов, для которых нет названия. Прямо-внизу остается грязь и смард прежнего мелкого Фабиана. Тугой ветер в крыльях. Последний круг над местом, где умирал Фабиан и родился дракон.
Финальный огонь поглощает грязь и смрад.
***
- Леди, у вас обыкновенное женское?
- Ч..что? К...то?
- Лекарь, леди. Скажите, у вас обыкновенное женское? Лунный день?
Не сразу понимается. Во рту клейко и горько.
- Нет. Мои дни… нескоро.
- Тогда… - отворачивается. Тихо говорит кому-то в строну. – Ясно. Её отравили, сир. Горьким настоем. Я здесь бессилен. Нужен маг.
Невидимый собеседник лекаря ругается и поминает Ляда.
- Дайте мне из сундучка… порошок… серый… дайте…
- Что? Леди, повторите…
- Римо… Римо сюда…
- Я здесь.
В тумане и не видно лица.
- Римо. В моей шк…сундуч..ке. серый… порошок… поможет… с молоком смешать щепоть…
- Сейчас. Сейчас! Только держись! Ну! Несите вещи госпожи! Быстрее!
Горькое пойло, от которого внутренности полощет и выкручивает, как белье в руках прачки. А потом сразу приходит сон.
… Стреляли и кричали. Маленькие и раздражающие, как комарье, стрелы истыкали бока и зудели, зудели. Приземлился на каком-то поле и принялся кататься по земле, ломая и стряхивая с себя занозы. Но только загнал их глубже, бока воспалились и ныли много дней. Над людскими городами больше старался не летать, только когда сильно уж хотелось есть, таскал в деревнях коров. Пробовал ловить диких – коз, лис, кого-то еще. Не выходило. Они мелкие и юркие. Коровы обычно сопровождались новыми занозами в шкуру. Шкура постоянно болела и чесалась. Нашел речку и сидел в ней по шею. Холодная свежая вода остудила бока, смыла тоску и вообще настроила на сонный, миролюбивый лад.
Бездумное существование, перемежающиеся голод и усталость закончились.
Над головой висели облака, до которых можно было бы долететь и попробовать их на вкус. На вкус ни должны быть… такими, что не объяснишь. Далеко, за горами, простирались поля. На полях паслись жирные коровы. Хорошие, тяжелые в желудке и успокаивающие. Речушка, журчавшая под брюхом, начиналась высоко в горных ледниках и пахла ослепительной снежностью, прозрачной мотыльковостью, фиолетовым и еще чем-то, для чего дракон еще не придумал названия. Можно было жить дальше.
И начал жить…
На этом Керин сон кончился. Остались слабость и обида. Над головой был потолок – всего лишь коричневый и резной. Под боками – мягкая козья шкура. В окно лился оранжевый вечерний свет. И всё это казалось блеклым, плоским и неубедительным после сна, в котором мир имел тысячи цветов, а запахи – тысячи оттенков.
Плоский, бледный капитан Римо сидел в кресле рядом и глядел на грубый закат.
- Кто кого, капитан?
- Я проиграл.
- Но почему… Вы могли…
- Но не стал. Морсби. Помните? Это сын леди Ивен. Я так думаю. Я приносил клятву…
- Клятву?
- Клятву моему господину. Что буду беречь сына леди Ивен. Служить ему.
Подумала. Думать пока было тяжело. Поэтому думалось медленно.
- Вы свободны от клятв. Я думаю... Мне кажется, что тот ребенок не выжил. Возможно, это даже не сын леди Ивен. Морсби мог взять другую жену.
- Если бы я знал наверняка…
Закат играл на балконных перилах и шелке флагов.
***

Shulvik Прекрасная леди (20 Ноя 2011 19:09)

Александра Огеньская, классно, спасибо.

Это Вы так в читателях терпение вырабатывате, маленькими кусочками кормите? Wink

Александра Огеньская Прекрасная леди (20 Ноя 2011 19:37)

Shulvik, я просто медленно работаю с текстом - это раз. А второе - ну, эээ... Вот до конца повести осталось всего каких-то два-три авторских листа. Разумеется, есть и вторая повесть. Но уже не про этих персонажей... ЧТо будет, когда эта кончится?
Спасибо за отзыв...

Ксель Прекрасная леди (22 Ноя 2011 06:02)

Александра Огеньская
будем выпрашивать у тебя вторую повесть

Александра Огеньская Прекрасная леди (22 Ноя 2011 11:05)

О, ну тогда - по рукам!

Александра Огеньская Прекрасная леди (27 Ноя 2011 10:05)

***
Сэр Арчибальд Морсби, герцог Нулемский, вынутый из стальных доспехов и разряженный в шерстяное алое сюрко, бархатные черные шоссы и черный же плащ, оказался совсем юношей, свежим и довольно привлекательным. На пиру он сидел по правую руку от леди Годфрай и по левую от леди Мелиссы и при этом прекрасно себя чувствовал. Видно было даже издали. Даже в том состоянии, в котором Кера пребывала на пиру. «Леди в синем» досталось общество короля по левую руку и капитана по правую. Высокая честь. По крайней мере, в смысле короля. На Керу поглядывали. Мимолетно, но с любопытством и завистью. Никак не могли уразуметь, что делает таинственная леди инкогнито рядом с Их Величеством, и где сейчас находится тогда монаршая супруга. Впрочем, с монаршей супругой все было ясно: округлого чрева не покрывали уже самые пышные складки сюрко.
Но до супруги и поглядываний Кере сейчас дела не было. Её все еще мутило, на пиру она пила только воду, приправленную парой листочков мяты. Король и капитан ели сообразно запросам своих немалых организмов. Не разговаривали. Только Их Величество регулярно передавали по кругу рог с вином и возглашали тосты за прекрасных дам. Прекрасные дамы переливчато смеялись и кокетливо крошили на тарелках крылышки перепелов.
Потом Римо поднялся, попросил изволения Их Величества, помог подняться Кере и удалился из залы, ведя свою леди под руку. Слухи о том, что таинственной леди нездоровится, уже расползлись по замку. Уходя, Кера успела приметить внимательный, испытующий взгляд молодого Морсби, брошенный в спину Римо.
Молельная комнатка Их Величества оказалась невелика, обставлена скупо и холодна. Две лавки, шкура барса на полу, черный крест высотой со взрослого человека. Напольный канделябр и три свечи из розового воска. На подставке – молитвослов. И всё. Наверно, здесь король предается благочестивым размышлениям. Люди любят молиться, говорила Мэридит. Они разговаривают с Богом, и он им изредка даже отвечает. Учитывай это, детка. Бог частенько играет против нас.
В молельне Керу охватил озноб. Намоленные места похожи на Источники, только здесь сил не почерпнешь. Это чужие источники. С ними действительно следует быть аккуратной.
- Что нужно от нас королю?
- Он сейчас придет и все объяснит.
- Мне здесь не нравится…
- Если бы Их Величество гневались на нас, мы бы давно уже сидели к яме со змеями.
- Я знаю. Просто мне здесь не нравится. Чужое колдовство. Другое… Непонятное…
Замолчали. Римо – глядя в крошечное окошко под потолком: там уже черно, а по стеклу ползет бабочка-траурница. Дурная примета. Кера поглядела и отвернулась. Зябко. Нехорошо. Наверно, все еще действует горький настой.
Скрипнула дверь. Кера подскочила раньше, чем сообразила. А ведь маг, да еще леди совсем не обязана подыматься перед королем. Гаммельн вообще ничем королю не обязан. А этот король тоже совсем молодой. Немногим старше юного Морсби.
- Не смею беспокоить вас, леди, - король со страшной силой демонстрировал куртуазность. – Присаживайтесь. Садитесь и вы, капитан. Дело у нас с вами серьезное и не терпящее отлагательств.
Траурница принялась биться в стекло. Король поглядел на нее с раздражением.
- Предмет нашей беседы представляет тайну, поэтому вы принесете на этом кресте обет молчать обо всем услышанном.
Кера знала, насколько серьезно капитан относится к клятвам. На Керу же крест никакого впечатления не производил. Маг клянется только именем Гаммельна, остальные клятвы силы для него не имеют. Похоже, король этого не знает. Молодой еще. Наверно, еще моложе Керы.
Но, в общем, Кера ничего против не имела. Сложила руки на коленях и выжидательно уставилась на короля. Тот потупился.
- Трон подо мной шатается, - сказал просто. – Морсби – предатель.
- Морсби?! Этот желторотый?! – вскинулся Римо.
- Однако сегодня он преломил все ваши копья, капитан, - усмехнулся король. – Но не суть. Я имел ввиду Морсби-старшего.
- Мне казалось, его уже нет в живых.
- Он удалился от мира, да. Для благочестивых рассуждений о своих грехах, как было сказано. Однако у меня есть подозрения, что на самом деле – для занятий чернокнижием. В последнее время происходят слишком странные, дикие, неожиданные события, чтобы счесть их простыми совпадениями. Я не случайно обратился к вам, капитан, батюшка рассказывал мне вашу историю…
***
А Фабиан всё-всё помнил. Он не умел забывать.
Солнечный свет заслонила огромная тень.
Фабиан, только что бывший большим и сильным, вдруг испугался – съежился, почти с головой уйдя под воду. По воде плеснуло.
На берегу, мокро блестя, сидел огромный – раза в два Фабиана больше - дракон. Фабиан уставился на него во все глаза. Дракон был золотистый. Дракон был настоящий. Он окинул Фабиана внимательным взглядом. В янтарных глазах блеснула искра снисходительности.
- Отбился от стаи, мальчик? – поинтересовался дракон.
Фабиан не нашел, что ответить. Кроме того, он не знал, как ответить. Слова дракона он разбирал каким-то непостижимым образом. Но язык всё равно был чужой.
- Чей ты? Синий? Черный? Ну? Язык проглотил?
- Ничей, - стыдливо пробормотал Фабиан. На одно слово его понимания хватило.
- Сбежал от родичей? – золотой дракон уложил длинную шею на берегу и глянул на Фабиана насмешливо. – Подвигов захотелось. А ногастые истыкали как ежа? Возвращался бы, дурак. И вылазь из воды, сейчас помогу.
Фабиан послушно выбрался – бока пекло невыносимо. Дракон лениво повел крыльями, приподнял шею и так же лениво дохнул на Фабиана огнем. Тот даже испугаться не успел. Провело жаром, как от печки. И болеть тут же перестало. С чешуи осыпался серый пепел.
- Так чей ты, ребенок? – дракон уместил тяжелую голову на песке и прикрыл глаза. Наверно, он очень устал. – Потерялся? Сбежал? Почему один?
- Ничей… я… один, - неловко сложил Фабиан.
Дракон полежал еще, подставив крылья утреннему солнцу. Чешуя блестела и переливалась.
- Ладно. Нет времени разлеживаться. Говори, из какой ты семьи, я провожу тебя. У меня тоже дела.
- Ничей я один, - настойчиво повторил Фабиан. Только сейчас он понял, что, оказывается, кроме золотого, есть еще какие-то драконы. Другие. Много.
Дракон приподнял голову и недоверчиво уставился на Фабиана.
- Погоди. Тебя звать-то как?... Черный дракон с синими глазами… что-то знакомое.
- Ничей я один, - в третий раз повторил Фабиан.
- Ну что ты заладил? Или слова подрастерял? Или тебя били по голове? Домой-то хочешь? Или…
Фабиан молчал, потому что не мог никак объяснить, что его, наверно, в детстве потеряли, наверно, мать выронила… Должна же быть настоящая мать?!... что да, он хочет домой, а к синим или черным – это совершенно без разницы, потому что хуже, чем у людей, точно не будет, а будет лучше. Больше не придется быть совсем одному.
- Мальчишка, который и двух слов связать не может… не знает даже, где живет. Который впервые видит дракона. Так-так-так… - пророкотал дракон, становясь вдруг ужасно сердитым. Кажется. – И была еще недавно совсем, лет двадцать-тридцать всего назад, история с аш-Эйрами… Позор. Зато и понятно.
Дракон поднялся с песка, страшно большой, злой.
- Слушай меня внимательно, урод. Ты выродок. Таких как ты не убивают, а зря, я так считаю. Топить – и то милосердней. В общем, выкинули тебя. Не смей даже соваться на нашу территорию. Понял? Или повторить? Не приближайся к границам драконьего взгорья. Убьют. На месте. А ты хоть и выродок, но жить, наверно, тоже хочешь…
Фабиан кивнул. Золотые крылья хлопнули.
Фабиан остался один на берегу. Бока не болели. Фабиан из рода аш-Эйр. Это надо запомнить. И никто его не терял. Его выбросили. Это следовало бы забыть.
Впрочем, Фабиан не умел забывать.
***
Мальчишка Морсби не особо походил на чернокнижника. Впрочем, Кера и не подозревала его. Но какая-то крохотная искорка в нем была. И он едва заметно поморщился, когда Кера в паде-ре легко оперлась о его руку.
- Думаешь, он маг?
- Нет. Иначе я бы его знала.
- Но отравитель – он. И девка умерла. Сама. Каков же вывод?
Кера медленно кивнула. Быстроглазая шустрая служанка, подавшая воды. Никак не реагировала на пытки. Будто нет ее здесь – побелевшие глаза пусты. А Кера вынуждена была стоять и смотреть. Потом не стерпела и остановила палача. Переглянулась с капитаном. На лице Римо лежала печать отвращения. И никакого сострадания. Римо махнул рукой, палач вышел. Девица молчала, равнодушно глядя в стену. У нее уже были раздроблены обе коленки. Тогда Кера произнесла заклинание – оно отняло тяжелую, крупную каплю памяти. Теперь даже не узнаешь, что в той капле было. Девица разжала губы и назвала всего одно имя. Герцог Морсби. А потом умерла, хотя Кера и не позволяла ей умирать.
- Да. Кто-то наложил на нее заклятье молчания. Но совсем не обязательно это был сам младший Морсби.
- Разумеется. Но кто еще?
- Я не знаю. Покидала ли служанка пределы города в последние недели? Где она могла встретить мага, который наложил бы на нее заклятье? И не спросишь ведь теперь.
- Попробую разведать. Своими способами.
Кера пожала плечами – способы капитана ей были неинтересны. Она в вопросах добывания сведений не только всецело доверяла Римо Д'Эгмону, но даже и вдаваться не хотела во всяческие подробности. Маг, конечно, ничего не чувствует. Но в пыточной отвратительно воняет паленым мясом и дерьмом.

А благородные леди и сэры предавались развлечениям. На жарком, залитом солнцем дворе дамы прогуливались, томно ахая, пока их кавалеры в грубых длинных перчатках хвастались своими птицами. Хвастаться было чем: этаких птиц Кера видала только на картинках в книгах. Были здесь пестрые, красно-коричневые и золотистые беркуты, такие большие, что, поднимаясь в воздух, они отбрасывали на остающихся внизу долгие густые тени. Были маленькие, задорные, хохластые ястребки, они задиристо клекотали, норовили задеть друг дружку, пока хозяева раскланивались. Увидела даже одного цветастого, большого, слегка нелепого, про которого в книге, помнится, было написано: «легендарен, вымысел народный». Однако же нарисовано вполне узнаваемо. Этот поднялся в воздух совсем ненадолго, пролетел от одного угла до другого довольно нелепо, утомился и назад к хозяину возвращался уже на лапах, переваливаясь по-курьи.
Совсем молоденькие леди вовсю любезничали с сокольничими, леди постарше примостились на скамейках в тени дубов. Они слушали лютниста, вышивали, обмахивались веерами … Одна из них привлекла внимание Керы необычайной бледностью, удивительной при том, что дама была черноглаза и черноволоса на изумление. Еще худа… Она напомнила что-то смутное Кере, но слишком мимолетное, чтобы уцепиться.

Алмосты Прекрасная леди (27 Ноя 2011 14:31)

Александра Огеньская
Как всегда - великолепно, и сюжет здорово закручен, и образы яркие. И, как всегда, жду проду и дрыгаю лапками. Heart fill with love

Александра Огеньская Прекрасная леди (27 Ноя 2011 16:14)

Хых, теперь уж недолго остается ждать. скоро финалЬ...
Спасибо за комплименты!

Shulvik Прекрасная леди (27 Ноя 2011 16:55)

Ох, интриги какие! Сюжет затягивает...

Александра Огеньская Прекрасная леди (27 Ноя 2011 17:57)

Стараемся *скромно*...

Aelintanaeli Прекрасная леди (28 Ноя 2011 17:20)

Александра Огеньская,
мы оценили "скромное старание" Very Happy
И в нетерпении продолжения и финала (к сожалению)!
Спасибо!

Александра Огеньская Прекрасная леди (28 Ноя 2011 18:29)

Aelintanaeli, ну... у меня ведь еще много повестей и даже романов... А эта повесть входит в цикл "Три повести" Smile
так что, может, вам другие повести больше понравятся?

Aelintanaeli Прекрасная леди (28 Ноя 2011 18:50)

Александра Огеньская,
это прекрасно! Very Happy Надеюсь, Вы их (оставшиеся две повести) тоже выложите в ближайшее время?
И вообще, насчет повестей и романов - ловлю Вас на слове Wink Very Happy

Александра Огеньская Прекрасная леди (28 Ноя 2011 19:01)

Хых. а чего меня ловить? Ничего не скрываю - всё здесь лежит... Smile

Александра Огеньская Прекрасная леди (4 Дек 2011 16:30)

***
Сколько-то времени Фабиан мотылялся туда-сюда от границы до границы человечьих городов. На севере, за белой чертой, Фабиану не нравилось – там стыли бока, а из еды редко-редко встречалась белые дикие звери. Есть их было мало удовольствия - они оказались злые, опасные, невкусные. Они не стоили того, чтобы из-за них морозить чешую и зализывать потом глубокие царапины. На юге водились вкусные горные козы, было тепло, часто встречались неглубокие свежие речушки - только там начинались земли драконов. Настоящих драконов, не таких выродков, как Фабиан. А значит, Фабиану туда нельзя.
Впрочем, кое-как прожить можно было и на человечьих землях, если привыкнуть к стрелам и копьям. И еще охотиться по ночам. А днем прятаться. Почаще менять убежища. Летать быстро и тихо. Не больше одной овцы в одной деревне.
Иногда хорошо, но иногда – сводит брюхо.
Постепенно начал забываться человечий язык. Помалу забылось и умение ходить на человечьих ногах. Потек один сплошной день – солнечный и пасмурный, теплый и холодный, сытый и голодный. Он перемежался бесконечной ночью, одной на всю жизнь. Еда – темнота – зудит бока – день – режущий глаза свет – спать.
Лето простывало, холодило бока и превращалось в осень, а та ломала хрупкие когти морозом – зима бывала долгой, а бывала короткой. И всё это были один день и одна ночь.
В конце концов забыл собственное имя. Стал просто выродком.
Еда была едой, день - днем, а ночь – ночью. Ветер пах, дальнее море шумело, земля родила.
Выродок камнем падал с высокой скалы и хватал в когти орущую еду, вкусно ел, сидел в реке, спал. Когда голодал, спал больше.
Осень успела в очередной раз захлюпать сопливым носом, когда выродок сломал коготь, поскользнулся на скале и рухнул на визжащую еду. Очень высоко. Очень больно.
И день тут же закончился. Крылья облетели как листья, чешуя отвалилась, осталась только квелая её горсть в судорожно сжатой ладони, а сама ладонь была белесой, маленькой. Человеческой. Постоянно выл от боли, потом уставал, засыпал. Но долго спать не мог. Просыпался и снова выл. Лапа-нога распухла и не шевелилась.
Через сколько-то пришли люди. Переговаривались высокими непонятными голосами. Разжали ладонь, вытащили чешуйки. Подняли и понесли.
- Кто ты? Как тебя… Тебя как? – зудело в голове.
Выродок забыл. А потом, когда давали пить и кормили, смотрел на женщину с белыми волосами и морщинистым, как тушка еды, лицом. Женщина походила на мать.
И вспомнил:
- Фабиан. Аш… Аш-Эйр. Я Фабиан аш-Эйр. Выродок.
- Ишь, полублагородный! – фыркнула женщина. – Эй! Слышьте! Бастард у нас!
Весть эта непонятным образом изменила отношение к Фабиану со стороны двуногих. Кормить стали лучше.
А Фабиан наблюдал за человеками. Они оказались одинаковые, но вообще-то разные. Мужчины и женщины. Дети с пронзительными голосами. Узнав, что Фабиан «полублагородный», какой-то бородач возвратил ему пластинки чешуи. Потом, правда, предложил выменять их на горсть монет. Среди них были давно известные Фабиану медные гроши (их давали за глиняные горшки), пара серебрушек и даже один золотой — неслыханное, кажется, богатство. Еще Фабиану справили одежду.
За зиму нога срослась. К весне, когда по белому снегу пошел дождь и развез единственную дорогу в грязь, Фабиан начал различать человеков по лицам, примерился к словам и манере говорить, потрогал за зад одну из самок и решил, что достаточно здоров. Он был сыт и мог спокойно спалить деревню и уйти на крыло, но не стал этого делать, поддавшись непонятному чувству, а еще больше – любопытству. Говорили, где-то южнее есть город – к нему вела единственная деревенская дорога. Возможно, Фабиан раньше видел его крыши, только не запомнил – для дракона все города одинаковы.
Однако сейчас еще он был человеком. И ему стало интересно, что другие человеки скрывают под своими крышами. Он уже видел один город снизу, но тот ему не понравился. К тому же сейчас у него были деньги, а их силу Фабиан успел уже понять: за деньги людишки даже убивают друг дружку. К тому же деньги заменяют людишкам когти и зубы.

Город был шумен, грязен и в меру люден. Он кутался в цепь каменных стен и потому чувствовал себя в безопасности, когда Фабиан в него вошёл. Город не знал.
На площади ломились столы, шумел народ и танцевала самка. Женщина. Девица. Дергала красные юбки, как крылья, разбрасывая темные волосы по плечам, то опадая к земле, а то почти взмывая ввысь. Если бы ей настоящие крылья!
Впрочем, ей хватало и юбок. Юбки хлопали, пестрили, мелькали, пели… Под ними быстро-быстро стучали каблучки, мелькали тонкие лодыжки. Девушка не улыбалась. Лицо её было – сосредоточенное, суровое лицо бьющегося с ветром, летящего сквозь бурю, борющегося… Мелодия изменилась, заверещали дудки, а девушка вдруг дернула плечами, скинула шаль и пошла по кругу, прицокивая каблуками. И наконец улыбнулась, смело глядя вперед. Глядя – совершенно случайно – Фабиану в глаза.
Фабиан встретился с ней взглядом всего на миг, но очень долгий.
И подумал, что человеческую женщину нельзя так просто взять. В деревне для этого шли к родителям с богатой добычей.
Девушка встряхнула юбки в последний раз. Остановилась, склонившись в поклоне и завесив лицо волосами. Кто-то кричал и бил в ладоши.
Поднялась и во второй раз смело поглядела на Фабиана. Развернулась и ушла.
Если бы у нее были крылья!
Фабиан пошёл к её отцу. Отец был – красная рубаха, черная грива волос и золотое кольцо в ухе. Он сказал:
- Деньги.
Не вырученная горсть монет – больше. Целые горы за плясунью в красных юбках.
А какой-то плечистый молодчик велел:
- Вали отсюда, пока кости не переломал.
Город не знал.
Но Фабиан теперь тоже не знал.

4. Замок на холме.

...Вытянул вместе с рыбой, ободрал чешую
Грубый виллан.
Билась о сети, рвалась на волю,
Только разбилась в кровь.
Глядела из бочки, говорила:
«Слышишь, ветки бьются в ставни?
Это я кричу от боли!»
Расхохотался виллан:
«Не может болеть у девки с хвостом!».
Ссыпая гроши в кошель,
казал её люду.

Служанка оказалась не местная. Чужеземка, а откуда пришла, никто не знал. Пришла и всё тут. Странная девка, добавляли некоторые. Как кошка дикая. Не тронь, даже косо не погляди – лицо располосует. Ножик везде с собой таскала. Такой узкий, маленький, боэмский, видать. Еще говорили – сущая ведьма. Глянет как ошпарит. Странно, но никто не сумел сказать, как её кликали. Называли «ведьма», или «кошка», или «воронья дочь». И только старик-привратник, совсем седой, трясущийся и вечно посасывающий трубку, припомнил, что пришла служанка вместе с обозом. Чьим обозом – нет, этого уже не сказал. Вельможи какого-то… Но имя «Морсби» так и не прозвучало.
Велено было забыть пока про дракона и тайно направиться во владения Морсби – разузнавать.
И направились.
Сонно прошли три или четыре дня – золотую Кера опять сменила каурой, а шаг у той, выносливой и быстрой, был твердым. Дни тянулись бесконечно. Ночи не тянулись, их словно бы и вовсе не было – едва Кера успевала смежить веки, как сразу вступал рассвет.
- Капитан, а где Лин?
- Вы бредите?
- Ох, простите. В голову вступило. Неприятно здесь.
Чем ближе, тем всё более зыбко становилось идти.
Капитан молчал, хмурясь, рыцари тоже вели себя на редкость тихо. Шли налегке, оставив прислугу и оруженосцев в мерзком Гиссе.
Утром последнего дня пути капитан вдруг сказал:
- Это ведь замок моего господина.
К полудню замок показался. Был он небольшим, невзрачным, серым и каким-то приплюснутым под тяжелым небом. Лежал он в низине – клубился кое-где еще туман, клочья набегали на стены, а солнца не было. В воздухе плавала стылость. До замка оставалось каких-то пять лиг – пора было кидать на отряд «морок». Кера кинула. Мир выцвел окончательно.
- Наваждение, - сплюнул капитан. Но не продолжил.
Лошади шли теперь нервно, пофыркивая и ёкая.
- Где же?
- Всё кругом. Наваждение, морок! Я ведь помню, натвердо врезалось…
Каурая вдруг стала на месте как окаменелая. Повела мордой, протяжно заржала, не дожидаясь опробовать шпор, снова пошла.
- Так и говорили: замок на холме. Я помню тот холм, помню поля с севера и деревушку с юга, помню озеро на самом горизонте. Здесь не то. Замок – тот, а всё остальное… Словно бы вырвали его с корнем великаны и закинули… Нелепица замку быть в низине.
Кера подумала, что капитан не производит пока впечатления выжившего из ума.
Гвендолен заорал. Он орал и размахивал мечом, а коняга под ним взбрыкивала и плясала. И тогда Гвендолен рубанул конягу по башке. Шмат лошадиной морды полетел ошметками.
Это всё произошло быстро, никто ничего не успевал сделать. Остальное шло медленно и Кера разглядела в подробностях. Как конь дергается, подламывает ноги, падает наземь, утаскивая и подминая под себя графа де Фуа. Как доспех заливает лошадиная кровь. Как граф, продолжая вопить, скрывается под черным телом.
Но сделать ничего не могла по-прежнему. В медленном как кисельное варево времени даже язык не ворочался.
Когда время опять сделалось привычным, конь был уже мертв, а капитан и Ламберт, ругаясь, тащили из-под него стонущего Гвендолена.
- Римо, ты видал, какая у него башка?! - пробормотал Гвендолен и лишился чувств.
Спешились. Костоправ покачал головой — на нонешние дни граф навоевался.
- Что это было, маг?
Кера пожала плечами — иногда внезапное безумие охватывает совершенно здоровых, трезвых рассудком людей. Но больше похоже на морок.
- Ты поможешь ему?
Это стоило еще крохи памяти. На этот раз Кера успела узнать, что ворожба выела из памяти бюргерский дом, похожий на слоеный пирог.
- О, задница главного бога! А замок-то где?! - Ламберт ткнул пальцем куда-то Кере за спину. Рука Ламберта заметно подрагивала.
Потому что замка не было.
- Морок, - сказала Кера.
- И чего делать будем?
- Идти дальше.
***
Фабиан вылез из шкуры и обернулся кожей. Он стал маленьким, голым и беззащитным - всё для плясуньи в красном. Он научился охотиться на деньги, как раньше охотился на еду. Сначала он выменивал свою чешую на горсти монет, постепенно вспоминая быть голым и хитрым. Он познакомился с человеком в колпаке, который делал из них лекарство от всех хворей и порошок, загорающийся красным и разлетающийся маленькими звездами. Деньги оказались лучше, чем просто еда, потому что деньги — значительно больше, чем еда. Кроме всего, они - тепло, спокойно и безопасно. Единственное, чего деньги не могли дать, так это вкусной свежей крови.
Всё остальное давали кругляши человека в колпаке.
Но как-то однажды этот человек захотел больше, чем Фабиан мог дать. Этот человек начертил на полу белым мелом знаки, насыпал кругом яда и позвал Фабиана. Он, верно, думал, что Фабиан – колдун. В конце концов человека сгубило его же злодеяние, Фабиан насытился и впервые за много-много дней поднялся на крыло.
И он запомнил этот город и запомнил плясунью.
Но сел на маленьком клоке суши посреди длинной воды. Здесь он бродил, не зная, зачем бродит. За много коротких дней он успел отъесться, падая на коз с высоты неба, а потом жаря мясо на огне. Большую часть клока суши занимала каменная морда земли, испещренная клыками и дырами. Фабиана неудержимо тянуло потрогать и понюхать каждую зазубрину, каждую ямку, заглянуть в каждый непроглядный провал. В воздухе пахло. Запах этот знаком был Фабиану, он содержал в себе обещание тепла, еды и безопасности, но пока что не имел названия.
На который-то день небо испортилось, порвалось и потекло водой. Похолодало. Козы жались по пещерам и прятались. Фабиан стал голодать, хотел улетать, но клок суши держал, цеплялся к дракону, как репей к одежде.
Наконец, совсем голодный и еще более голый и жалкий, Фабиан набрел на дыру больше других, длинный и узкий лаз. Запах появлялся оттуда.
Фабиан полез за ним.
В самом далеком низу бледно сияли кругляши, за которые двуногие драли друг другу глотки.
***

Shulvik Прекрасная леди (4 Дек 2011 21:36)

Ух, опасностью так и тянет. Чувствуется, что самое интересное уже близко Wink

Александра Огеньская Прекрасная леди (6 Дек 2011 07:44)

Спасибо!

Алмосты Прекрасная леди (6 Дек 2011 12:57)

Как всегда - великолепно! Недавно нашла на "Самиздате" и прочитала "Золотые пылинки" - очень понравилось! Где еще и что можно прочитать? Kiss of love

Александра Огеньская Прекрасная леди (6 Дек 2011 17:02)

Алмосты, благодарствую за "как всегда" Smile
А на Самиздате у меня лежат недописанные "Золотые пАУТИНки", в разделе "Повести" лежит роман "Старовский раскоп", еще есть роман "Зажечь солнце", но в закрытом разделе. Рассказы... Рассказы можно почитать в "Журнальном зале"(http://magazines.russ.ru/authors/o/ogenskaya/).
В сетевые библиотеки растащили самый первый мой роман, про слепого мага-оперативника (дорог как память, ни особой ценности не представляет). И еще в них лежит "Старовский раскоп", но в неполном варианте (без третьей части!). Ну, тут я никак не могу повлиять на распространение...
Вроде всё. ну, еще были какие-то мелочи... Но я не помню, где.

Ксель Прекрасная леди (7 Дек 2011 04:09)

Александра Огеньская
а продолжение то когда будет, а то мы уже 3 дня без дозы

Александра Огеньская Прекрасная леди (7 Дек 2011 08:57)

Ксель, я тут подумала и решила, что если "доза", то вот еще немного Smile.

А потом уж в воскресенье выложу...

***
Старик сидел у самой дороги и плакал, растирая заскорузлой ладонью воду по пыльному лицу.
- Аггелы ж тоже есть у нас тута, приходют иногда сверху. Редко только.
На дороге лежали маленькие белые крылья, наверно, детские.
У самого старика крылья были грязные и рваные. Старые.
Лошади шли, аккуратно переступая через маленькие крылья. Капитан молчал.
Когда позже Кера обернулась, не было ни крыльев, ни старика. И дороги тоже не было.
Шли на север, этот север Кера чуяла даже за задёрнутыми веками. Солнце – его плюгавый отсвет за тучами – держалось с самого полудня на одном месте, хотя ехали уже такую бесконечную череду мерок, что Кера сбилась со счету.
Деревья расступались и смыкались, иногда приходилось проламываться через кусты.
Иногда Кере казалось, что север совсем не там, где кажется, что он то появляется, то исчезает, а то и вовсе идет по кругу.
Почва под копытами зачавкала.
- Идти дальше? – с сомнением спросил капитан.
- Да.
Лошади ржали и пятились, но, понукаемые, делали пока робкие и натужные шаги.
- Но что, если это настоящее болото?
А потом каурая Мирра дико заржала – утопла в жижу по щиколотки и не смогла выдраться.
- Значит, утонем.
Капитан навис над Керой и душевно поинтересовался:
- Совсем сдурела? Утопить нас всех решила?
Зыбкость окружная плыла и зябла.
- Это наверняка морок, - сказала Кера.
Каурая, словно поняв, с трудом выдрала копыта. Обреченно шагнула. И ещё шагнула. А потом медленно и спокойно потрусила. Болотный пейзаж не менялся. Лошадь бежала прямо по воде.
Капитан громко помянул задницу бога и отряд двинулся вслед.
Привал сделали посреди того же болота, которое, хоть и не засасывало, однако мочило ноги и плащи. Небо не темнело, солнечная лепёшка так и висела на том самом месте, что и прежде.
Неумолимо клонило в сон.
Капитан зевнул, сворачивая челюсть, и объявил ночь. Всё равно ведь морок. Выбрали место посуше. Сморило всех и сразу. Даже выставленных караульных.
Кере снилось чудовище-лев, в муках рожающее мёртвого львёнка. Сон был невыносимо долгий. Три дня и три ночи лежал мёртвый львёнок, и все это время чудовище грело его своим телом. На четвёртый с рассветом чудовище поднялось, потягиваясь и поводя лопатками. Дыхнуло на львёнка огнём…
Тут Кера проснулась. Тряс капитан. Небо было прежним. Даже облачный клок, похожий на пёсью морду, висел на том самом месте, что и до того.
- Трогаем? – спросил капитан.
Замок начал забываться. Кера с трудом соображала, где север. Ведь нужно было на север. Каурая шла теперь ровно и с удовольствием, но – вдруг поняла Кера – не в ту сторону. И буланый капитана тоже идет не туда! А прямо к обрыву! Разве ж не видит никто?!
- Не туда! Стойте! Стоять!
Тогда напали мечники. И лучники. И ещё кто-то. Случилось кромешное смятение, в котором на капитана насели сразу трое, и у одного из них из спины торчало бурое оперение стрелы. Кера хотела закричать – неправильно, не может такого быть! – но Ламберт наскочил, бряцнул мечом.
- Давай, маг! Сделай им…
А она и рада бы, да вот не выходит – руки ослабли, выпустили узды, лошадь дёрнулась, роняя наземь. Снизу Кера разглядела, что у третьего из насевших глаза мёртвые, а губы чёрные. Мертвяк, поняла.
А магия не работает и не берет ни толики памяти Гаммельн.
- Просыпайся, маг. Ехать пора бы…
Села – мокрый плащ. Но болото – видимость его – исчезло. Небо оказалось прежнее, словно бы и не было долгих мучительных снов. Даже то пёсье облако торчало под блином, обозначающим солнце.
Ели солонину, запивая плохим вином из запасов королевского кастеляна. Глотнули, - перебить сивушный привкус, - из капитанской фляжки. Кони тоже нашли себе прокорм – чахлую, робкую траву.
Теперь появилась дорога. Жёлтая, хоженая и ухоженная, прямая, как стрела, она пролегла до самого горизонта и за ним исчезала.
Морсби – сильный маг. Куда посильнее Керы выходит.
- Сколько ещё нам идти?
- Пока не дойдем.
- Декаду, месяц, год? А мы не сдохнем от голода? Если всё время будем идти? Быть может, маг просто бросит заклятье и мы попадем уже в этот лядов замок?
- Маг может бросить заклятье в любой момент. И тогда мы умрём не от голода. Так что бы, капитан, на вашем месте я бы не тревожила того мага…
***
Фабиан ползал в потемках, полных шорохов и холодной капели, пересыпал между пальцами кругляши. Некоторые пробовал на язык. Они пахли старой кровью. Фабиану нравился их вкус. Они походили на чешуйки. Нескоро, но вспомнил, зачем нужны кругляши.
Деньги.
Люди любят деньги. Тут хватит на плясунью в красном. Тут достанет осыпать её с головы до ног!
Пока что Фабиан взял совсем немного денег и завалил проход камнями. Это его деньги. Он нашёл. И он готов ещё раз полить их кровью любого, кто только посмеет хоть глянуть на них.
Завалил и улетел. Купил нору-берлогу-хижину-дом. Это было место рядом с городом, но не в нем. Дом был большой, но не настолько, чтобы вместить Фабиана от морды до хвоста. В доме Фабиан собирался жить о двух ногах. В этот дом он собирался принести плясунью.
Рядом с домом лилась река, водился мелкий зверь, почти не пахло человеком. В доме можно было разжечь огонь. В нем было сухо, тепло и безопасно.
Во второй раз Фабиан прилетел на остров с мешком.
И с этим же мешком, но уже полным бренчащего золота, отправился в город плясуньи.
***

Ксель Прекрасная леди (8 Дек 2011 05:12)

Александра Огеньская

ждем выходных

Александра Огеньская Прекрасная леди (10 Дек 2011 08:12)

Smile

Александра Огеньская Прекрасная леди (12 Дек 2011 08:52)

***
Пустая белесая вода подымалась уже коням по колени. Кони шли, вскидывая головы, злясь и пробуя плясать.
Это никогда не кончится, вдруг поняла Кера. Это так и будет длиться и длиться.
Горизонт был чист и ярок – он тоже стоял в воде по колено.
- И это морок? – недоверчиво спросил Гвендолен.
Начались кувшинки. Белые, с нарядными желтыми пестиками, с полупрозрачными лепестками самого дорогого фарфора – такая чашка, просвечивающая на огонек, была у Мэридит. Гвендолен на ходу оборвал кувшинку, неверяще вертел в руках, нюхал. Кувшинка никуда не девалась.
… а вода так и будет пребывать. И пребывать. Но нужно будет идти. Потом вплавь. А потом уже тонуть….
Вдруг поняла - что-то поменялось.
Да. Вот. Солнце сдвинулось и съехало вдруг почти на самый край неба. Ничего больше. Вода, кувшинки, Гвендолен, их нюхающий, сладкий, душный аромат цветов. Вечер тек быстро, прелая духота поднималась от воды.
…Утонет Гвендолен. Первым. Он тяжелый. Он не умеет плавать. Но почему-то нельзя будет уже свернуть. Если встал этот путь, то не сойдешь уже. Так они и будут захлебываться один за другим. А потом утонет капитан. И почему-то этого Кера уже не перенесет….
- А Гвен-то где?!
Заморгала. Пот бежал по щекам. Было уже совсем темно. Узенькая полоска горизонта еще горела красным, а вода была уже черна. Кувшинки смежали лепестки, как красавицы – веки.
Обернулась. Привычно обежала взглядом отряд. Гвендолена не было.
- Возвращаемся! – рявкнул капитан. – Назад!
Запалили факелы, шлепали по воде, звали. Теперь вода была со всех сторон, не было ни берега, ни горизонта. Ничего. Душный холод и ночь. Стебли кувшинок заплетались в лошадиных ногах, Кера то и дело вздрагивала от озноба – плащ промок насквозь.
Гвендолен стоял совершенно так же, как запомнила Кера – растерянно нюхал цветок.
- Ляд побери, Гвендолен! Ты чего за финты выделываешь?!
В скачущем свете факелов выражение лица у Гвендолена было мечтательно-задумчивым:
- Неужели это морок? – спросил он пустоту и улыбнулся. – Нужно показать Юлии…
И двинул в темноту, не замечая обращенных к нему возгласов. Капитан попытался держать друга, схватить за край плаща. Рука его не встретила сопротивления. С изумленным вскриком отпрянул. Керу мазнуло ветерком. Только и всего.
Гвендолен тихо уходил, бормоча что-то себе под нос. Густая чернота сомкнулась за его спиной.
- Он… мертв?
Кера покачала головой – в воздухе пахло чем угодно, только не смертью.
- Морок. Граф ушёл в морок.
Капитан скрипнул зубами.
- И чего стоишь?! Сделай хоть что-то!
- Не могу. Для этого нужно убить мага. Нужно идти дальше. Не нюхать цветов, ничего не трогать. Идти.
- Я не могу его оставить. Я обязан ему.
Рука, держащая факел, дрогнула. Светом плеснуло в бледное лицо капитана.
- Ну! Ты же маг!
А Гаммельн молчал. Его не было. Была ночь. Кере вдруг захотелось в лепешку расшибиться, лишь бы вернуть капитану этого графа, но вот молчал Гаммельн.
- Я здесь бессильна. Нужно найти мага.
- Тогда идем.
- Если маг не нашёл нас раньше…
Скорее всего, эта бесконечная дорога – обычная ловушка, яма, какую охотник оставляет для случайной дичи, или паутина для многих случайных мух? Этот старик… Тогда нужно просто идти вперед. Идти и не оборачиваться. Но вдруг – маг уже обнаружил Керу? Вдруг уже не дойти?
Ночь закончилась нескоро.
***
Отец плясуньи не поверил. Он всё перебирал вываленные кругляши. Пересыпал из ладони в ладонь. Ползал по полу, собирая раскатившиеся. Пробовал на зуб. Пытался считать, но сбивался. Он забыл про всё кроме этих своих денег.
- Отдашь её? – спросил Фабиан.
- Кого? А, шалаву эту? Да бери. У меня еще одна растет, такая же… Бери, коль не брезгуешь. С такими деньжищами, и... А, ляд. Бери. Благословляю.
Плясунья жалась в углу. Она боялась Фабиана. Почему-то.
- Я тебя не обижу. Идем.
Но она всё равно боялась. За городом, когда перестали давить каменные зубы, Фабиан расправил крылья. Белое-ветреное–холодное небо подняло и понесло, а потом уронило. В груди Фабиана забилась пойманная овца, сладко вздыбились чешуйки на хребте. Плясунья цеплялась маленькими ручками, почти незаметная, легкая, что мотылек против урагана.
В доме она надолго примерла, спряталась, затаилась.
Фабиан подманивал её как робкого козленка. Он носил ей тряпки, золото, цветы, сладости. Она сидела в самом темном, дальнем углу. Фабиан наблюдал за ней издали. Робкая зверька отвечала настороженными взглядами. Через долго – Фабиан охотился, носил тряпки и ходил в город – так нужно было — начало меняться. Фабиан смотрел на людей и думал про свою плясунью. Теперь уже люди не казались ему такими уж нелепыми уродами. Однако всё равно в большинстве своем они были грязны, злы и подлы.
В одно утро, когда спелый осенний туман подбирался к самому дому, а в очаге трещал жар, плясунья вышла из своих комнат и сказала:
- Меня зовут Фрайда.
Она научила Фабиана складывать буквы в слова и танцевала для него вечерами во дворике дома при свете костра. Она плясала так, что в облаках звенели звезды, а ветер забывал дуть.
Фабиан научил её любить высоту бездонного неба. Фрайдин смех звонкими каплями разлетался по лугам поздними вечерами, а утром солнце робело, касаясь её щек.
Вглядываясь в свое отражение, – в маленьком бронзовом зеркальце Фрайды, – он видел теперь человека.
Но в иные ночи нависала злая морда луны и лишала покоя. И Фабиан, больной, с искаженным ужасом лицом, бежал из Фрайдиной постели, боясь её хрупкости и своих когтей. В такие ночи дурная кровь бурлила в жилах Фабиана, алкая смерти. И он поднимался на крыло.
Под ним ложилась земля, зажатая краями белых ледников и припорошенная зыбкими песками.
Он глотал облака, он вздрагивал всей чешуей в ознобе и жару, прислушиваясь, разбирая далекие зовы, и падая камнем там, откуда больше всего звало. И там наступал пожар, а Фабиан ощущал себя сытым и спокойным.
Под ним лежала земля.
Он был вольным и сильным драконом, у него была женщина, у него была вотчина.
****
Под утро, в брезжащем рассвете, ушёл Керубин. Ускакал в туман и не возвратился. К полудню на западе поднялся замок - нежный, воздушный. Божий дом, сказал Ламберт. От замка слабо подтекала музыка, там били в барабаны и трубили в фанфары, там шелковые знамена трепетали на ветру. Кто-то безмерно величественный – почти как бог – шел, поднимая травы. Кера не смотрела.
Кони жались, рыцари настороженно оглядывали окрестности, тоже, впрочем, избегая смотреть на замок. Но тянуло.
… Здесь нет воды. Но она придет ночью и никто не поймет, в чем дело. А она будет прибывать и прибывать… Последним утонет капитан. И Кера не сможет жить тоже…
- Никто не умрет. Даже те, кто ушли и уйдут, - торопливо сообщила Кера небу. Слишком громко сообщила и нервно. Дернул поводья Ламберт, встал, как вкопанный. И Кера поспешно добавила. – Я не позволю.
Ламберт дышал тяжело, пот катился по его низкому лбу, светлые волосы слиплись. Оказалось, уже прилично жарко.
- Мы не боимся смерти, клянусь задницей Бога! Воин не умирает в постели! Но, ляд бы меня побрал, если я хочу сдохнуть здесь! Сдохнуть, не имея последнего пристанища, и чтобы душа моя вечно скиталась, не находя покоя?!
- Никто не умрет, - повторила Кера.
…клок рубища на стерне. Вчера здесь трепетала рожь. Сегодня её снопы уже мертвы. Завтра умрет деревня. Идет великий Жнец…
Ушёл Кристиан.
Кристиан спешился, вынул меч из ножен и воткнул в землю. Опустился перед крестом на колено, склонил обнаженную голову, прижал кулак к груди. Солнце вызолотило щетину на щеках, выцветшие глаза поблекли. Черная птица село на плечо. Кристиан остался.
Ушёл-остался.
…Виселица была свежая, еще пахла смолой. На виселице сидели вороны. Серые, жадные, злющие. Стояла молчаливая, насупленная толпа….
Кера ехала теперь рядом с капитаном, шаг в шаг. Он не замечал. Он смотрел тяжело, неподвижно - вперед. Туда, где небо впивалось в землю.
Он не замечал Керу и она боялась, что капитан тоже уйдет. Он не умрет, нет. Кера не позволит. Но как же она пойдет дальше одна?
… Первые капли дождя обреченно пали на дорогу. Потемнело. Шквальный порыв прошёл по низам, метя мокрую пыль. Конские копыта прогрохотали, молнии вторили в такт. Дикий Гон начинался...
Густой ветер, перепачканный солью, ударил в лицо.
- Море! - восхищенно выдохнул Анри.
Да, это было море. Кера ведь никогда еще его не видела, а оно оказалось огромное. Под копытами лошадей сыпался песок, лошади спотыкались. Тяжелые волны шли по морской спине медленно и тяжело. Спина опадала и вздымалась, как у чудовища-тысячезуба, она лоснилась и переливалась радужно. Низко над поверхностью, иногда даже задевая воду и подымая брызги, летали белые птицы с черными головками. Ровный шум пробирал, и пробирал до самой глубины, до сердца. Где-то в бесконечной глубине дышит чудовище-тысячзуб...
- Море, оно как женщина, дядька говорил, - пробормотал кто-то. – Капризное, злое, непредсказуемое… и красивое. Оно дьявольский искус, это море.
По морю бежали белые клочья. Птицы кричали тоскливо и устало. Солнца не было, а было только низкое небо, ровно затянутое грязной холстиной.
…Костяное распятье покрылось тоненькой сеточкой трещин и пожелтело. Человек на нем корчился. Алое пламя прыгало по кости, вылизывало её, трещины чернели, человек…
- Маг! Кера!
Капитан близко-близко. Навис. Дышит в лицо. Дышит солью и страхом. Жмет Керину ладонь, вцепился в нее как ребенок в материнские юбки.
- Что?
- Они ушли. Все.
- Как?
- Смотри.
Море теперь плескалось у самых лошадиных копыт. Птицы подымались и опадали, как листья. Небо сделалось еще ниже, теперь его можно было зачерпнуть в горсть.
А берег был пуст. Анри, Ламберт, рыжий Жан, грубый Верден, юный Рамил, старательный Михаэль... Не было теперь никого.
…Дождь колотил по крышам, по стеклам, по свинцовым переплетам рам. Площадь тонула в воде. Дудки вопили пискляво и протяжно…

Александра Огеньская Прекрасная леди (12 Дек 2011 08:54)

Шана Дора – заря на росе.

- У нас есть сказка. Ну, у нас, у зингар. Мамка сказывала. Давно еще. Она померла уже. А тогда еще сказки сказывала. Вот, про Шану Дору. Она как я. Только, наверно, красивее. Они раньше всегда были красивее, чем мы. А она была такая, что ею даже бог любовался. И к ним в табор пришёл человек, вот как ты, и её отцу дал много золота. И забрал её. Только она несчастная была, Шана Дора. Не повезло ей. Он её любил, этот человек, но он злой был, плохой. А Шана танцевала страсть как – аж искры из-под каблуков. Любила это дело. Ей надо было, чтобы было весело, чтобы плясать можно было как у нас принято, а он её запер. Она тосковала-тосковала, а однажды нарядилась в лучшие юбки и монисты и сбежала. И прибилась к какому-то табору. И там танцевала. А он её всё равно нашёл. И убил от ревности. А её кровь превратилась в зарю на росе. И её и сейчас можно увидеть рано-рано…. Счастливая! Я такая счастливая!
Фрайда подскочила и затанцевала в солнечных лучах. Утро уже переходило в день, а в воздухе носились сложные запахи. Больше всего в них было от тревоги. На фоне распахнутого окна Фрайдина фигурка топорщила небольшой, но уже вполне ясный животик.
- Я счастливая!
Фабиан кивал и любовался ею.
А она боялась: кто-то выйдет из чрева? Вдруг… что – вдруг?
Она боялась…
Фабиан боялся тоже, но совсем другого.
- Завтра с утра, - сказал он хрипло, с трудом подбирая слова. – Завтра с утра мы встанем… рано… И пойдем смотреть зарю на росе.
Так и случилось.

По воде да в небо.

- Оно красивое, море… Забрало… всех…
Там, где родился капитан Римо, моря не было тоже. Было только крошечное озерцо, спокойно глядящее в небо. Сонное. Слишком маленькое, чтобы оставалось место придумать историю про заморские земли. Достаточно большое, чтобы придумать русалку и чудище в его глубине. Этого моря оказалось достаточно, чтобы оставить капитана одного. Почти одного.
- Моря нет. Это морок, это только кажется! Да кажется же! Вернутся они! – уговаривала Кера.
Море шумело – медленно и тяжело. Стояло чистое утро.
- Нет моря…
Капитан спешился. Скинул плащ. Снял шляпу. В его глазах стояло море. Влажно-синее, страшное.
- Да идем же! Морок это. Идем! – уговаривала и тянула за руку. – Идем!
По самому дальнему краю шла тень. Шла неотвратимо, а Кера заглянула капитану в глаза и увидела в них пелену неузнавания.
- Пожалуйста… Я не могу одна…
Тень близилась. Дохнуло холодом.
- Идем! Пожалуйста!
Теперь уже не было и лошадей. Куда лошади-то подевались?
- Море, оно такое… Пойдем. И не реви, маг. Куда уж…
Глянула снизу вверх - в лицо капитана. Из глаз у того море ушло. В глазах капитана Римо теперь дрожало и дробилось Керино отражение. Рукавом обтерла лицо.
- Я не реву. Идем.
Тень встала стеной дождя – мелкого, густого, настырного.
И пошли.
Море легло ровной скользкой дорогой, разлетелось брызгами и осело в тучах. Тяжелый плащ капитан опустил Кере на плечи, и стало тепло. Подставил локоть – стало легче идти. Прикрыла глаза и прислонилась лбом к плечу. Север влек к себе неумолимо и требовательно.

Они давно перевалили за горизонт. Кера это почувствовала – дождь перестал. Расстелился туман. Плохо было то, что ушли лошади, а с ними – мешки с провиантом. У капитана осталась фляжка с вином, а у Керы – краюха хлеба и толстое бледное яблоко. В вечерней густой синеве остановились среди облаков и первых звезд. Звезды оказались голубыми шмелями и тихо жужжали, источая блёклый свет.
Пили пахнущее смородиной вино, жевали хлеб и смотрели, как облака смыкаются с облаками, как близко – руку протяни – проходят пушистые клубы, стыло вылизывают воздух. После наступила ночь и с ней холод. Молча вжались друг в друга, завернулись в плащи как в кокон, и заснули.
Впервые за много дней притупился выматывающий страх бессилия. Кера видела во сне крыши Гаммельна, призолоченные солнцем, и мальчишку-Римо, хохочущего среди яблоневых ветвей.
Новое утро пришло внезапно и залило умытым сиянием всё вокруг. Опять изменился пейзаж – поднялся лес. Замка не было.
- Долго еще? Не будем же мы иди бесконечно?! – простонал сквозь зубы капитан.
На траве лежал иней.
- Я не знаю. Я уже ничего не знаю.
Оставались яблоко и половина хлебной краюхи. Кера думала, что скоро лишится рассудка. Но север продолжал тянуть.

Ксель Прекрасная леди (12 Дек 2011 10:51)

Александра Огеньская
пожалуйста, скажи что конец будет счастливый.....

Александра Огеньская Прекрасная леди (12 Дек 2011 10:53)

Всё будет хорошо Smile. 100 процентов! Если книжка кончается плохо, то это плохая книжка Smile

Алмосты Прекрасная леди (12 Дек 2011 13:19)

Александра Огеньская
Все! У меня слов нет, так все восхитительно! А можно, после окончания утащу к себе и распечатаю? Я больше люблю читать с бумаги...

Александра Огеньская Прекрасная леди (12 Дек 2011 13:36)

Алмосты, у меня тоже нет слов Smile Спасибо за такую просьбу! Этим вы мне... ну, короче. это называется "оказать честь". но только сперва я всё же вычищу текст, ага?

Shulvik Прекрасная леди (12 Дек 2011 21:18)

Александра Огеньская, спасибо огромное! Такой красивый и одновременно тревожный отрывок, очень понравился.

Только опечатки кое-где встречаются Embarassed

По поводу "Все будет хорошо". Как говорил наш преподаватель философии, "у вас все будет хорошо, обешаю, но только не на моем предмете Laughing "

Александра Огеньская Прекрасная леди (13 Дек 2011 06:19)

Shulvik, ой, чего с этими опечатками делать... Нужно выправить их, што ле Smile Но вот, черт побери, еще неделю - завал.
Спасибо!

А у нас преподаватель говорил перед экзом: "Вы пройдитесь по кладбищу, почитайте... заметьте, от "Истории стран Азии и Африки" еще никто не умирал. И вообще, человек ко всему привыкает. Даже если повешают, сначала подрыгается. А потом - ничего, висит.

Александра Огеньская Прекрасная леди (21 Дек 2011 18:36)

***
Фабиан жил в постоянном ощущении вселенской ненависти к нему, выродку. Мир никогда не был к Фабиану особенно добр, а Фабиан к миру – тем более. Впрочем, это устраивало Фабиана. До тех пор, пока не появился детеныш. Детеныш появился в самом конце лета, в последний его день, под вечер, а на следующее утро дождь скрыл дальние холмы. Через эти холмы бежала повитуха, бряцая золотом в кошеле, - со всех ног бежала, потому что у младенца, которого она приняла в последний день лета, глаза оказались золотистые и с вертикальными кошачьими зрачками, а под лопатками пробивались маленькие, но вполне определенные крылья. Повитуха завизжала и попыталась швырнуть детеныша на пол. Напугала Фрайду, а Фабиан напугал повитуху, но не стал убивать, а сунул ей золота и отпустил с миром.
Зря.
К первой ночи наступившей осени в дом Фабиана пришли люди с вилами, факелами и стрелами. Так Фабиан, детеныш и Фрайда остались без дома. Фрайда плакала, а Фабиан никогда не мог смотреть, как Фрайда плачет. К тому же всё время пищал детеныш.
Те люди не стоили ни одной Фрайдиной слезы.
На самом деле не стоили. Как она не поняла?
***
Заполночь прозвенел над ухом комар, перекликнулись птицы, и Кера проснулась. По темному небу шли облака – очень быстро и тревожно, и Кера тоже ощутила тревогу.
Капитан сидел у костра, подтянув колени к подбородку, завернувшись в плащ, и смотрел на Керу. Странно смотрел.
- Что? – спросила.
- Если мы отсюда выберемся, я… Нет, ничего.
- Мы выберемся, - сказала Кера. Но очень уж жалко сказала.
Тогда напали.
Подхватываясь с плаща, Кера уже знала – один в поле не воин, и спина к спине здесь не поможет. Что капитану с её, Керы, беззащитной спины?
Капитан издал невнятный вопль и выхватил меч.
Дурной волной, словно бы во сне, поперли на Керу. А у нее – только кинжал. «Гаммельн!» - отчаянно выкрикнула. Темная тень метнулась наискось, звякнула сталь. Палаш капитана взвился и опал. Полетело что-то. Шлем. Вместе с головой.
Гаммельн! Ляд побери, если не сейчас, то уже и никог…
Судорожна сжала рукоять кинжала. Грубая лапища дернула за растрепавшуюся косу. Кера потеряла равновесие. Вскрикнула, сунула наугад кинжал, уже почти падая, глянула в лицо нападающему. Кинжал уже ушёл глубоко. Она не могла уже остановить его.
Бледное оскаленное лицо Гвендолена, графа де Фуа, медленно мертвело.
Губы дрогнули, не сумели…
Гаммельн.
Огонь костерка горел всё так же. Утро по-прежнему куталось в туманы.
- Видит Бог… Я убил его! Я не успел остановить меча! Я! – капитан, размахивая мечом, обращался, как видно, к костру.
- Это морок… Всего лишь морок! Тьфу! Слышишь?!
Обернулся. Окинул полубезумным взглядом.
- Я убил Кристиана! Ты видела?
- Нет. Не видела. Это всего лишь морок. Мне вот достался Гвендолен. Видишь, тел нет.
- Я тронусь умом! Долго еще, маг?
- Тут нет времени. Говорят, если пройти морок от края до края, то окажешься там же, где вошёл, и ни мерки не пройдет. А морок рассеется.
Капитан спрятал лицо в ладони.
- Я умею убивать гвельфов. Я их с шестнадцати лет рублю. Я убивал мышей и шишиг. Я как-то даже мелюзгу драконью резал. Но я не могу здесь! Это всё… слишком настоящее оно!
Капитану на плечо упала жухлая кленовая «серьга».
Кера робко придвинулась, сняла «серьгу», положила на ладонь, дунула. Примета такая: полетит – сбудется, упадет – не сбудется. «Серьга» легко отделилась от ладони и завертелась. Сбудется. Что сбудется, Кера не знала. Она ведь не загадывала. Но, повинуясь внутреннему велению, положила руку капитану на плечо. На шее у Римо запеклась ссадина. Морок мороком, а вот же, кровь.
Придвинулась еще ближе. Увидела вдруг, что среди темных волос капитана там и здесь проступают тоненькие серебринки…
Обернулся.
… И что глаза у него на самом деле не черные, а темно-темно-синие.
Легко-легко капитан коснулся Кериной щеки – наверно, тоже «сережку» снимая. Нет. Не было никакой «сережки».
Вдохнул, как перед прыжком и – уронил Керу в траву.

Когда бывало и хуже.

Полнолетие Керино наступило внезапно и обыденно. Мэридит позвала к себе, велела сесть на софу. Молча запалила дорогую розовую свечу. Достала массивный серебряный кубок, из фляжки крылатыми львами плеснула в него бурой жидкости. Пригубила сама, протянула кубок Кере:
- Раздели со мной вино, сестра в Гаммельне.
Кера сперва глотнула послушно, почувствовала на языке терпкую горечь, и только потом поняла – ритуал. Тот самый, о котором все говорят и никто ничего толком не знает. Полнолетие. Она, Кера, с этого дня ровня Мэридит, сестра в Гаммельне! А вкус священного вина от волнения тут же забылся.
- Учение закончилось, Кера.
Под пальцами Мэридит свеча зашипела и потухла.
- Иди сейчас к портнихе. Пусть шьет тебе новые платья. Когда закончит, отпущу тебя в Брюге. Знаешь, где Брюге? Ну, посмотришь на карте. Тебе полагается неделя свободной жизни.
- Я уеду из Гаммельна? – недоверчиво спросила Кера.
- Уедешь. Потом вернешься. И снова уедешь, если понадобится. На всё воля Гаммельна.

Портниха шила платья бесконечно. Наверно, она нарочно растягивала: вот тут еще не готово, нужно поднять талию, вот здесь, наоборот, отпустить, и воротник ослабить, а кружево опять легло плохо. По Кере – таки вполне ничего. Кера тогда еще не видывала ничего нарядней ведовской сорочки Мэридит и не догадывалась, какое значение люди вне Гаммельна придают тряпкам.
Наконец портниха сказала: можно.
Кера утвердилась на мелкой вороной кобылке непривычно боком, по-дамски, поправила съезжающую на левое плечо плащетку и тронула конский бок каблуком. Кобыла, смирная и послушная, фыркнула и сделала несколько шагов, побежала. Миновали ворота, лязгнувшие сердито. Кера не оборачивалась, но с каждым лошадиным шагоv ощущала, как всё меньше давит на плечи тяжелый, пронизывающий взгляд. Гаммельн видит тебя, сестра. Но когда он видит тебя издали, это куда легче сносить.
В Брюгге Кера въехала на рассвете. Ночь в седле не измотала её, не утомила даже. Впервые Кера столкнулась с небом, не обкусанным высокими стенами. Впервые она поверила, что мир, описанный в книгах — существует. Потому что если существуют эти поля, леса, ручьи, то почему бы не существовать и таинственной стране Синайе? Почему бы не быть Столпу — каменному кулаку, торчащему из моря и устремленному в небеса?
Брюгге ничем не походил на Гаммельн. Во-первых, он был грязен. Брусчатки под жижей было не разглядеть, она в грязи просто утонула. Во-вторых, город был люден - и это мягко сказано. Он буквально кишел людишками, такими же грязными, как брусчатка. Ярмарка же, зевнув, пояснил один из стражников в воротах. Да, Кера уже знала, что такое «ярмарка», и в кошеле у нее звенело полновесное золото вперемешку с серебрушками. Меди Мэридит не дала, сказала, что магам не пристало пачкать руки о медь, и велела не скупиться: медную сдачу не брать, в гостильне взять лучшую комнату, оплатить парой золотых — хозяин за это будет ей ноги вылизывать. Так вот, ярмарка — главное городское развлечение. Место, где продают и покупают, где устраивают кукольные балаганы, кулачные бои и танцульки, где пьют и едят. Но это для обычных людишек. Однако имеются развлечения и для магов: можно прикупить редких травок, встретиться с братьями по стезе, подыскать кого-нибудь на ночь... Да, там как раз будет один из братьев по стезе, Питер Меченый, это достоверно... Загляни к нему, детка. Быть может, будет полезно...
Да, и в-третьих. Брюгге, в отличие от Гаммельна, был уродлив, безвкусен, но жадно жив. Утонченно красивый Гаммельн был мертв, как засушенный в гербарий цветок. Мертв, но при этом неотвязен и внимателен — об этом Кера рассеянно подумала, уже выцепив взглядом из всех вывесок одну, нужную. Ей вдруг сделалось неуютно и даже страшновато, хотя маг ничего не боится.
«Золотая подкова», - гласила вывеска.
«Госпоже магу» выделили в гостильне комнату окнами на площадь, с широкой кроватью, с неслыханной роскошью — ворсовым ковром.
В вечер Кера решилась. Накинула плащ, пониже нахлобучила капюшон и прошмыгнула темным потайным ходом на задний двор. Оттуда, почему-то продолжая красться, пробежала узкими кружными улицами и оказалась с ярмаркой один на один.
***
Кера проснулась оттого, что невыносимая тяжесть давила ей на живот. Ещё в полудрёме попыталась спихнуть тяжесть, застонала, но тяжесть не проходила, только усилилась. Кера открыла глаза и увидала свой непомерно раздутый живот. Еще не проснувшись толком, подумала, что, наверно, она дохлая лошадь на солнцепёке, эк раздуло.
Припекало уже изрядно.
И вдруг рывком, разом — проснулась окончательно и увидела всё: залитую солнцем пустошь до горизонта, этот свой живот и глаза капитана Римо. Шальные глаза.
- Это всё морок, морок, морок... Мы выберемся и оно исчезнет, - бормотала Кера, с трудом садясь и ощупываясь, потом с таким же трудом, через черноту перед глазами, поднимаясь на ноги, пошатываясь, утверждаясь на них, почему-то непослушных и подламывающихся.
«Оно» не походило на морок. «Оно» превратило Керу в неповоротливую индюшку, едва-едва переваливающуюся с шага на шаг, мешало дышать и двигаться. К тому же «оно» - толкалось. Впервые почуявшую толчок Керу обуял бездумный животный ужас перед инородным, страшным, вторгнувшимся в самое её нутро. Она вскрикнула, пытаясь ладонью прижать, прекратить шевеление, но оно не унималось, а только пуще навалилась дурнота.
...Били по щекам.
- Давай, вставай! Ты ж сама сказала, что морок! Ну давай же, маг! Давай, Кера! Ну же, девочка...
Слабость оказалась такая, что никак не удавалось открыть глаза.
- Я же не могу... один...
Я здесь, - одними губами вывела и только тогда осмелилась раскрыть глаза. Очень высоко было небо — белесое. Очень близко — лицо капитана. Так близко, что Кера опять разглядела темную синеву его глаз. Хотела сказать что-то важное и большое, пока всё так близко (наверно, что не собиралась бросать, что порознь после всего идти уже невозможно, что...), но вместо этого глухо пробормотала:
- Ночью мы с тобой... и вот как разнесло. Завтра или послезавтра, видать, рожать придет пора. И это разорвет меня в клочья.
Капитан молчал, страдальчески сдвинув брови, что ужасно к нему не шло и даже пугало.
- Помоги мне встать. И пошли уже! - с испугу грубо потребовала Кера.
- А ты сумеешь?
***

Shulvik Прекрасная леди (21 Дек 2011 20:13)

Александра Огеньская, ура, дождались продолжения Smile Вот только развязка, видимо, еще не скоро. Ждем дальше )

Ксель Прекрасная леди (22 Дек 2011 05:13)

Shulvik
полностью с тобой согласна.....

Александра Огеньская Прекрасная леди (22 Дек 2011 05:51)

Shulvik, а сильно хотите развязку поскорей? Wink
Да нет, скоро уже... Я хотела на этой неделе уже дописать, но неделя выдалась... три интернет-экзамена у моих студентов, сдача двух статей по диссертации... мелочи жизни типа приступа мигрени...завал на работе... мда.
Так что - на той.

Ксель Прекрасная леди (22 Дек 2011 11:10)

Александра Огеньская
будем ждать с нетепением

Алмосты Прекрасная леди (22 Дек 2011 13:49)

Александра Огеньская
Жду окончания, прикупила бумагу для принтера. Very Happy

Александра Огеньская Прекрасная леди (22 Дек 2011 18:38)

Ну, шо делать. Будем сидеть и печатать-печатать...
слушайте. дык... 22 декабря, оказывается! НГ скоро. Черт, а я и не заметила. Узнала, когда у видела в аудитории елочку..

Ксель Прекрасная леди (23 Дек 2011 05:29)

Александра Огеньская
Мы будем надеяться, что ты сделаешь нам такой прекрасный подарок к Новому году

Александра Огеньская Прекрасная леди (23 Дек 2011 09:17)

Ксель, я стараюсь Smile

Aelintanaeli Прекрасная леди (23 Дек 2011 20:10)

Присоединяюсь к просьбам и надеждам! Very Happy
Желание поскорее дождаться продолжения крепнет день ото дня! Very Happy Very Happy

Александра Огеньская Прекрасная леди (26 Дек 2011 20:14)

Я очень стараюся Smile

Shulvik Прекрасная леди (26 Янв 2012 23:51)

Александра Огеньская, бедные читатели честно ждут обещаного продолжения. Мы соскучились за вашим миром и героями. Возвращайтесь к нам Wink

Александра Огеньская Прекрасная леди (27 Янв 2012 17:14)

Ой. Я прошу прощения. У меня были проблемы с головой. В прямом смысле. Сразу после 1 января начался приступ кластерной головной боли (я думаю, из-за шампанского), всякие мрт и допплерографии (те еще праздники получились!) И вот, я даже почти и не подходила к компу. Сяду - и новый приступ боли, смотреть больно. А щас кластерный период закончился. И я приступаю к дописыванию!

Shulvik Прекрасная леди (28 Янв 2012 01:10)

Александра Огеньская, не болейте и не пугайте нас такими страшными медицинскими терминами Smile Причина была уважительная, так что все прощаю. Здоровья и успехов в творчестве!

Александра Огеньская Прекрасная леди (28 Янв 2012 07:17)

Shulvik, спасибоSmile
Пишу Гаммельн. Главное, самое обидное. когда всё продумаешь, а дописать не получается.

Александра Огеньская Прекрасная леди (15 Мар 2012 19:42)

Ну вот. После шибко долгого перерыва возвращаюсь.
Пока что маленький кусочек в ознаменование, значица, всей серьезности намерений Smile

***
И вот теперь Фабиан оказался в положении поистине непереносимом. Фрайде не нравилось на острове, потому что осенью там сделалось грязно и промозгло. В пещере, которую Фабиан выбрал, гулял ветер даже несмотря на уймы ковров и прочих тряпок, и было холодно вопреки денному и нощному костру, весело прыгающему языками. Детенышу тоже не нравилось — он всё время плакал или кряхтел, как немощный старик, а спал очень мало.
В конце концов Фабиан снова купил дом, на этот раз маленький и неприметный, далеко от города. И на некоторое снова сделалось тихо и хорошо. Фабиан снова уходил в небо, она и он, — Фрайда и детеныш, - были теперь всегда сытые, согретые и довольные. Детеныш пробовал уже вставать на ветер, но, куцые, крылья не держали. Потом она снова понесла и принесла еще одного его. Второй детеныш появился хилый и мелкий, будто бы недосиженный. На этот раз Фабиан поступил умнее, повитуху с кошелем золота отпускать назад в деревню не стал, а только сделал видимость — для Фрайды. Повитуха пошла через лес, прижимая к груди куль с золотыми побрякушками так же трепетно, как недавно прижимала к груди орущего детеныша, но до деревни не добралась, сгинула. Пусть бродят теперь страшные истории про незнакомца, постучавшего в дверь в ночь полнолуния, посредь зимы...
Жизнь менялась, но медленно — для Фабиана. Для него годы шли морскими волнами, одинаковые и ровные. Детенышей стало двое, трое, четверо. Пятый умер дня от роду, шестого Фрайда выкинула, не доносив. Зато у седьмого крылья оказались почти правильными, настоящими и, думал Фабиан, когда-нибудь их в небе будет двое — Фабиан и сын.
А в маленьком доме сделалось тесно.
***
Кера видела яркие костры, сочащиеся туши над ними.
Видела и звезды — над грязным и живым Брюгге они были чистыми и такими же живыми, как и сам город.
Видела пляшущих людей. Ничем особенным они от других виденных Керой людей не отличались, разве что были шумнее и резче гаммельнских стряпух и прачек.
Видела — но всё это Керу не трогало. А ведь должно было? Ведь это — в первый раз! Люди-люди-люди...
Кера взяла у разносчика прутик с лягушачьими лапками, потому что когда-то давно прочитала про это простяцкое лакомство в какой-то книге и эти лапки теперь казались ей самым воплощением свободы. И вот они, у разносчиков, а стоят — медяшку.
Кера задумчиво погрызла пересолёные и тощие лапки, но не догрызла и бросила. Всё-таки мечты хороши, покуда не попробуешь их на вкус.
Собственно, у Керы была еще одна детская мечта. И вот теперь она шла и думала: а стоит ли её исполнять? У грязной лавчонки какого-то «ведьмуна», который ведьмуном был настолько же, насколько сама Кера походила на волшебного зверя льва, пришлось остановиться и посторониться. На телеге везли клетку, а в клетке, на грязной соломе, скулило нечто. От этого скулящего, в отличие от «ведьмуна», за лигу разило магией. Ну и скотным двором. Кере сделалось любопытно.
Да, конечно. В городе ведь может произойти всё, что угодно, предупреждала Мэридит. Разумеется, именно поэтому в клетке на грязной соломе тяжело дышал от жары прекрасный и когда-то белоснежный крылач. Его толстые коротенькие рожки налились тусклой желтизной, клюв был уродливо выщерблен слева, мех свлялся, а крылья казались пергаментно-старыми — зверь был явно и крепко нездоров. Красивый всё равно.
Кере захотелось протянуть руку между прутьев и погладить крылача. Только он ведь укусит. Или лучше — открыть клетку и выпустить на волю, в небо. Оно здесь близкое. Только далеко в таком состоянии зверь не улетит, упадёт, снова поймают и запрут. Еще лучше — забрать, подлечить и отпустить.
- Куда везёшь? - спросила Кера толстого бородача в мужицкой небеленой рубахе, разящего за версту пивом и чесноком. Тот вяло понукал лошадь и к Кере даже не обернулся.
- А тебе-то что за дело, шалава? - лениво буркнул. - Катись, откуда пришла. Чай, не цирк тебе тута. Вали, а не то...
- Куда везёшь? - повторила Кера.
Тут бородач изволил повернуть лобастую голову. Глазенки его сделались мисками.
- Божья ж задни... простите, леди, шибко простите...- забормотал бородач. - Не извольте гневаться, госпожа магиня, не признал...
- Куда везёшь? - спросила Кера теперь уже зло, невыносимо закипая. Крылач хрипло скулил.
- Дык, к господину Эльберту, ведьмуну, вот как вы, леди, не извольте...
- К этому-то? - презрительно поинтересовалась Кера, махнув в сторону лавчонки шарлатана.
Мужик мелко затряс бородой:
- Дык нет же! Этот так, фокусничает, а я ж к настоящему, на отшибе который, в малом замке!
- О, - так вот какого мага имела ввиду Мэридит, спроваживая «сестру в Гаммельне» в путь. И вот с кем настаивала встретиться.
- Я еду с тобой к твоему Эльберту, - заявила Кера, легко вспрыгивая на телегу.
Мужлан вытаращил глаза еще пуще. И бормотал всю дорогу себе под нос что-то испуганно-недовольное. Но и слова поперек не сказал.
В телеге навозом пахло до слез, а крылач скулил и жаловался.

Shulvik Прекрасная леди (15 Мар 2012 22:17)

Ура! Продолжение! Спасибо mylove Ждем кусочков побольше Smile

Александра Огеньская Прекрасная леди (16 Мар 2012 17:54)

спасибо Smile

Серый крот Горячий кабальеро (16 Мар 2012 18:28)

Очень красивый стиль. Чуть-чуть похожа на стиль серии "Дочь магистра Пламенных Чаш", но не подражание. Очень понравилось, пишите еще.

Александра Огеньская Прекрасная леди (17 Мар 2012 15:13)

Серый крот, спасибо Smile. Я как раз пишу...

Shulvik Прекрасная леди (24 Авг 2012 17:20)

Александра Огеньская, порадуйте нас продолжением истории, пожалуйста Wink А то лето заканчивается, работа начинается, повесть не кончается...

Александра Огеньская Прекрасная леди (25 Авг 2012 07:49)

Shulvik, ждёте?
Что-то в этом естьSmile
Хорошо. я постараюсь. Я просто запнулась на необходимости убить дракона и желании его не убивать.

Спасибо!

Shulvik Прекрасная леди (25 Авг 2012 13:33)

Александра Огеньская писал(а):
Shulvik, ждёте?
Что-то в этом естьSmile

Конечно жду Smile Повесть мне нравится, она нестандартная, герои неординарные, ваш стиль интересный. Мне достаточно редко попадаются произведения, которые так цепляют, как "Дудки Гаммельна", так что спасибо и вам Wink

Алмосты Прекрасная леди (25 Авг 2012 15:59)

Александра Огеньская
Ну наконец-то! Тезка, у меня уже "трусы сползают" от ожидания! И бумага лежит... А вообще, если интересно мое скромное мнение, Фабиана жалко, но у него нет будущего. И Керу жалко, но у нее нет прошлого. Будущее есть у детенышей Фабиана, но неизвестно какое... Будущее есть у Керы, но,опять же, неизвестно какое... Жуть, каким интересным будет Very Happy Very Happy решение!

Александра Огеньская Прекрасная леди (27 Авг 2012 12:50)

Shulvik, Smile

Алмосты, значит, даете добро?
Ну и отличноSmile
Тогда пишу.

Shulvik Прекрасная леди (27 Авг 2012 19:01)

Александра Огеньская
Таможня дает добро! (с) Wink

Алмосты Прекрасная леди (27 Авг 2012 22:55)

Александра Огеньская
Повторюсь - пилите, пишите, Шура, пишите! Ждем-с! Very Happy

Александра Огеньская Прекрасная леди (28 Авг 2012 20:15)

Ну, раз всё так хорошо складывается... Smile